Чужая тоска обернулась родной
Дмитрий спешил домой. День выдался невыносимым: с утра начальник устроил разнос, к вечеру свалились срочные отчёты, будто их «ждали позавчера», а пробки довершили раздражение. Уже двенадцать лет он корпел над цифрами в московской конторе, и с каждым годом будильник звенел всё ненавистнее. Смысл таял между актами сверки и бесконечными переработками. Дома ждали старая «трёшка» на окраине, кот Барсик, подобранный когда-то у мусорных баков, и стопка книг, которую он вечно откладывал «на выходные».
Ему хотелось лишь тишины, горячего чая с лимоном и пары часов без мыслей. Но, сворачивая во двор, он увидел нечто странное.
На лавочке сидела старушка — в потрёпанном платке, с авоськой на коленях. Не просила милостыни, не рыдала — просто сидела, уставившись в пустоту. Но глаза… глаза были мокрыми. Беззвучные слёзы катились по морщинам, и она равнодушно вытирала их уголком платка.
Дмитрий собирался пройти мимо. Голова гудела от усталости. Но в груди что-то дрогнуло. Остановился. Помолчал. Сделал шаг.
— Вам плохо? — тихо спросил он.
Женщина вздрогнула, подняла взгляд. Глаза — усталые, будто выцветшие. Попыталась улыбнуться, но вышло криво.
— Да ничего… Присела передохнуть.
— Вы тут с полчаса сидите, — осторожно заметил Дмитрий. — Может, помочь чем?
Она сжала авоську, будто решая, говорить ли. Вздохнула:
— Видите ли… не хочется домой. Там пусто. Муж скончался год назад. Дочь — в Питере. А сегодня ему бы стукнуло семьдесят. Купила пирожное, хотела свечку поставить. А потом подумала — кому? Себе праздник устраивать? Вот и сижу. Смешно, да?
Дмитрий молчал. Слова казались лишними.
— У меня как раз самовар стоит, — пробормотал он. — С мёдом. Хотите — зайдёте?
Женщина прищурилась:
— Серьёзно? Чужую бабку в дом зовёте?
— А что такого? Может, мы и соседи.
Она фыркнула, пожала плечами:
— Только если вы не псих.
Дмитрий усмехнулся:
— Психи, кажется, мёдом не угощают.
Она поднялась. Неуверенно. Сжимая авоську, будто боясь передумать.
— Я Галина, — прошептала она.
— Дмитрий, — кивнул он. — Теперь не чужие.
На кухне они пили чай. Галина вспоминала, как они с мужем каждое лето солили грибы, как он мастерил скворечники, как обожал слушать «Песняров». Дмитрий молча слушал, изредка кивая.
— А вы давно один? — вдруг спросила она.
— Пятый год, — ответил он. — Жили-были, да разошлись. Не ссорились, просто стали чужими. Она — на юга, я — тут.
— Детей?
— Не сложилось.
Галина вздохнула:
— Одиночество — оно такое. То радуешься, то будто в пропасть смотришь.
— У меня Барсик есть, — хмыкнул Дмитрий. — С ним хоть про политику потрепаться можно.
Они усмехнулись. Потом она глянула на часы.
— Спасибо, Димка. Вы мне правду помогли. Пойду, пожалуй.
— Заходите, — сказал он. — Самовар всегда наготове.
С того дня Галина стала заглядывать часто. То с блинами, то с тёплыми варежками, то просто поболтать. Говорили о жизни, о прошлом, иногда молчали — и в этой тишине было тепло.
Дмитрий понял: иногда, чтобы кого-то спасти — стоит просто подойти и сказать: «Я рядом».
