И всё остальное — потом
Когда Светлана переступила порог после работы, в коридоре её ждал чемодан. Чужой, безмолвный, словно артефакт из чужой реальности. В квартире стояла гробовая тишина — ни привычного шума телевизора, ни аромата ужина, ни хлопотливых шагов. Всё исчезло, не оставив даже намёка на прощание.
Чемодан — аккуратный, с застёгнутыми замками, с ручкой, будто вмурованной в кожу, — выглядел как часть чёткого плана. Она отшатнулась, будто могла отмотать время: захлопнуть дверь, и будто ничего не случилось. Набрала его номер. Молчание. Написала сообщение — ответа не было. На холодильнике жёлтый стикер с неровным краем: «Прости. Не справляюсь. Заберу вещи позже. Ключи на месте». Без подписи. Без деталей. Только точка — жирная, как клякса судьбы.
Света опустилась на табурет, будто снова стала той девочкой, которую мать ставила в угол — без криков, без слёз. Только тогда за спиной был дом, а теперь — пустота, въевшаяся в стены. Она не рыдала. Сидела, как под грузом несправедливого наказания. Работа, годами высасывающая душу. Жизнь, ставшая замкнутым кругом: метро, отчёты, молчание. Муж, с которым они давно общались лишь о счётчиках и мусоре. И она сама — разучившаяся ждать, просить, надеяться.
Прошла неделя. Другая. В офисе всё по-прежнему: отчёты сданы, улыбка на месте, голос ровный. Только тут коллега бросила мимоходом: «Опять голодаешь?» — и тут же завела разговор о новом кулере. А Света вдруг осознала, что не помнит, когда ела в последний раз.
В пятницу она не пошла домой. Просто шла. Куда-то. Вечерний воздух пах талым снегом и бензином, холодный, как намёк на что-то забытое. В руках — бумажный стаканчик с кофе, в ушах — ни музыки, ни подкастов. Только гул города. И вдруг — афиша у старого театра. «Сегодня. 19:00». Выцветшие буквы, ветром порванный край.
Она купила билет. Последний ряд. Спектакль был странный: мало слов, много пауз. Акёры говорили телами, взглядами, дыханием. Но в какой-то момент один из них посмотрел прямо в зал и произнёс: «Никто не вытащит тебя из ямы, пока ты сама не начнёшь карабкаться». И в зале воцарилась тишина, в которой слышалось даже биение сердца. Света замерла. Что-то внутри дрогнуло. Не рухнуло, не воссияло — просто сдвинулось. На волосок. Но достаточно, чтобы проснуться.
Она вышла из театра другой. Не сильной. Не победительницей. Просто — живой. Сдвинувшейся с мёртвой точки, на которой стояла слишком долго. Это не было новой жизнью. Это был первый шаг.
Утром она зашла в парикмахерскую. Попросила снять сеПодстригла концы и попросила добавить мелирования, а потом глубоко вздохнула и улыбнулась собственному отражению.
