Когда тишина становится концом

Когда пауза становится концом

— Устал. Устал от тебя, от семьи, от этой обыденности. Хочу пожить один. Разобраться в себе, — муж произнёс это ровным голосом, как будто зачитывал приговор, даже не взглянув на меня. — Ты мне наскучила. Давно не был один. Беру тайм-аут.

Его слова ударили по сердцу, словно колючий ветер в лицо. Мы прожили в браке десять лет. Оба в тридцать пять. А нашему сыну — всего три. Пять долгих лет мы пытались зачать его. Анализы, больницы, надежды, слёзы. Помню, как дрожали его руки, когда увидел две полоски на тесте, как плакал на коленях. А когда нас выписали из роддома, вся квартира утопала в розах. А теперь — пауза…

Он молча собирал чемодан, будто торопился уйти. Взял только зимние вещи. Выходил на кухню, чтобы залпом проглотить рюмку коньяка — словно спиртное придавало ему смелости. Сын тянулся к нему, лепетал что-то, но отец отворачивался, не видел, не слышал. Через полчаса дверь захлопнулась. Он ушёл. А я осталась — с ребёнком, с тишиной, с пустотой в стенах.

Жили мы в бабушкиной квартире, так что хотя бы за жильё переживать не приходилось. Но денег стало не хватать. Я уволилась с работы по его настоянию, когда сыну исполнился годик.

— Мы так долго его ждали, — говорил Игорь. — Он не для яслей. Хочешь — расти сама. Я вас обеспечу.

И он обеспечивал. Без лишних вопросов. Мне казалось, я нашла идеал семьи: уют, забота, общие мечты. А он, оказывается, в это время отсчитывал дни до своего «тайм-аута».

— Да брось, он просто другую нашел, — твердила подруга Наташа. — Устал, понимаешь. Все так говорят. Подавай на алименты, даже если официально не развелись. Как ты с ребёнком будешь, пока он там «разбирается»?

Так я и сделала. Подала на алименты и бросилась искать работу. К счастью, на прежнем месте как раз освободилась должность. Вот только сына оставить было не с кем — в садик без очереди не попасть.

Мать, уставшая, с пенсией в пятнадцать тысяч, сказала:

— Приводи. Тяжело, конечно, с вашим сорванцом, но раз надо — справлюсь. Только продукты приноси.

Заняла денег у Наташи — на еду, на проезд. А Игорь… Ни звонка, ни сообщения. Не спросил, чем кормлю сына. Не поинтересовался, как плачу за квартиру. Его не было. Даже не физически — просто исчез.

А потом я его увидела. В кафе возле работы. За столиком — яркая брюнетка лет двадцати пяти. Они смеялись. Он держал её за пальцы. Вид у него был довольный, будто и не уходил никуда. Достала телефон, сделала фото — на память. И прошла мимо. Без криков. Без слёз.

Жизнь понемногу наладилась. В доме стало тише. Чище. Ничего не валялось где попало. Не надо было варить гречневую кашу, которую он обожал, а я терпеть не могла. Никто не ворчал из-за немытой кружки или не включал хоккей на полную громкость. И вдруг осенило — мне легче дышать без него.

Я начала вспоминать себя. Оказалось, я люблю балет, а не хоккей. Что ненавижу духи, которые он дарил каждый Новый год. Что мне не идёт каре, но идеально — короткий боб. Что люблю джинсы и кеды, а не платья с рюшами, в которые наряжалась ради него.

Я возвращала себя. По кусочку. Через три месяца на работе дали повышение и прибавку. Сменила гардероб, перекрасила стены в любимый бирюзовый и… подала на развод.

Прошло восемь месяцев с его ухода. За это время — ни звонка, ни слова. А за два дня до суда он вдруг явился. С цветами, с корзинкой фруктов.

— Всё обдумал, —

Оцените статью