<Тени родства>
21 мая
Оставив все дела, я переехал к матери, когда она тяжело заболела. С женой Натальей мы жили в большом двухэтажном доме на окраине небольшого городка под Екатеринбургом. Вырастили сына и дочь, обоим уже за пятьдесят, у меня трое внуков.
Свою жизнь я всегда считал счастливой. Родители баловали меня, единственного сына, окружали заботой и лаской. С Наташей мне повезло — добрая, терпеливая, она стала моей опорой. Сын Артём женился и остался с нами, живёт в нашем доме с женой и детьми. Места хватает всем.
«Наташ, строим дом на века, — говорил я ей, когда начинали строиться. — Надеюсь, Артёмка с нами останется, даже когда обзаведётся семьёй. А дочка, Ольга, наверняка улетит из гнезда, девчонки ведь такие».
Так и вышло. Ольга окончила училище, вышла замуж и уехала с мужем в его родной посёлок. Артём же остался с нами. Дом получился крепким, с добротным подвалом. В огороде Наталья разводила цветы и овощи — земля была щедрой, всё росло как в сказке. Летом двор утопал в запахе роз и пионов.
Мама, Анна Ивановна, угасала. После смерти отца она потеряла интерес к жизни, слабела с каждым днём. Однажды, собрав последние силы, позвала меня:
«Ваня, поживи со мной. Чувствую, недолго мне осталось. Твой отец там, за гранью, ждёт. Сил нет даже чашку держать…» — слёзы катились по её морщинистым щекам.
«Мам, не плачь, конечно, я с тобой останусь», — пообещал я, бросив все дела и переехав к ней.
Ей было восемьдесят девять. Чувствуя конец, она позвала меня к кровати. Я, как сын, ухаживал за ней: давал лекарства, вызывал врачей, кормил с ложки, хотя понимал — это лишь отсрочка.
«Ванюша, скоро ты проводишь меня, — еле слышно прошептала она, задыхаясь. — Хочу открыть тебе тайну. Мы с отцом хранили её всю жизнь. Договорились, что тот, кто уйдёт последним, расскажет».
Она замолчала, вытирая дрожащей рукой пот с лица. Я замер, сердце сжалось от дурного предчувствия.
«Ты нам не родной, Ваня, — выдохнула она, и эти слова повисли в воздухе, словно удар грома.
Я оцепенел, но мать, собрав силы, продолжила:
«Ты наш сын, роднее не бывает. Любили тебя как сокровище. Всё для тебя делали: выучили, дом помогли построить, женили. Но… ты приёмный».
Тишина в комнате стала звенящей. Я не мог вымолвить ни слова, а она, тяжело дыша, продолжила:
«Мы взяли тебя из посёлка, откуда твой отец родом. У нас детей не было, врачи сказали — не будет. Рядом с домом его родителей жила семья — шестеро детей, ты младший. Худой, больной, еле живой. Жили они в нищете. Отец уговорил их отдать тебя нам. Пообещал, что дадим тебе хорошую жизнь».
**Чужая кровь**
Соседи, к удивлению мамы и отца, отдали меня без сожалений.
«Забирайте, лишний рот, всё равно не выживет», — бросила моя родная мать.
Они оформили документы через сельсовет и увезли меня в город, подальше от тех мест. Хотели, чтобы никто не узнал правды.
«Твои кровные родители давно умерли. Братья и сёстры, может, живы. Найди их, Ваня. Мы виноваты, что разлучили тебя с роднёй. Но, может, спасли. Ты был еле живой, мы таскали тебя по больницам, выхаживали. Прости нас, сынок…»
Слёзы катились по её лицу, я вытирал их, сдерживая свои.
«Мам, ты моя единственная мама. Я благодарен вам с папой. Не хотел бы другой жизни», — сказал я, но внутри бушевал ураган.
Ночью не спал, мысли путались: «Как так? Я не их сын? Но они для меня — всё. А эта тайна… Как теперь жить?»
Через два дня мама тихо умерла во сне. Мы с Наташей похоронили её рядом с отцом. Дома я рассказал жене правду.
«Бывает, Ваня, — спокойно ответила она. — Спасибо твоим родителям, что вырастили тебя таким. Живи дальше».
Но слова матери не выходили из головы. «Где-то там моя кровь. Братья, сёстры. Похожи ли на меня? Вспоминают ли?»
За завтраком я решился:
«Наташ, поеду в тот посёлок. Узнаю, кто мои родные. Мама сказала, где искать. Не могу жить с этой неизвестностью».
«Поезжай, Ваня. Иначе не обретёшь покоя», — поддержала она.
**Встреча с прошлым**
Я отправился в посёлок под Челябинском, где родился. Деревушка оказалась маленькой — несколько десятков покосившихся домов. По расспросам нашёл дом своей кровной семьи.
Небольшой, с облезшей краской, с одним заколоченным окном. Сердце билось часто, когда я открыл скрипучую калитку. Собаки во дворе не было. Постучал — тишина. Дверь оказалась незапертой.
«Есть кто?» — громко позвал я.
Из комнаты вышел мужчина с небритой щетиной и мутными глазами.
«Тебе чего?» — хрипло бросил он.
«Ищу Николая Соколова. Он мой брат», — сказал я, чувствуя, как сжимается горло.
«Я Коля. Какой ты мне брат?» — он смерил меня подозрительным взглядом.
Я рассказал, как меня отдали на воспитание. Николай нахмурился:
«Стёпка, что ли? Я тогда мелкий был, не помню тебя. Мать что-то говорила. Садись», — он указал на прохОн протянул мне замызганную фотографию — там, среди чужих мне лиц, стоял маленький мальчик, и вдруг я понял, что смотрю на самого себя, но так и не смог вспомнить никого из тех, кто должен был быть мне родным.
