**Две тени в пустоте**
— Ты хоть осознаёшь, что твой холодильник пустой уже неделю? — голос Дмитрия звенел в воздухе, резкий, как январская метель. Он застыл в дверях кухни, не снимая дублёнку, будто боялся застрять в этом месте — обшарпанном, с облупившимися обоями и затхлым запахом давно не ремонтированной хрущёвки.
Алена молчала. Она сидела на табуретке, обхватив колени, и следила, как узкая полоска света пробивается через запылённое окно и дрожит на потрёпанном линолеуме. За окном было утро, воскресенье, но в душе — поздняя ноябрьская слякоть. Каждое слово, каждый жест давались с трудом, будто через силу.
— Я не понимаю, как можно так существовать, — продолжал Дмитрий, заглядывая в пустую кастрюлю на плите, словно надеясь найти там хоть крошку вчерашнего ужина. — Ты вообще ешь?
Она слегка пожала плечами. Ответ был правдой: иногда ела, иногда нет. Как все. Только внутри будто сломался моторчик, который отвечал за радость, голод, саму жизнь.
Дмитрий был её старшим братом. Единственным, кто ещё заходил. Раз в месяц он появлялся, будто по привычке — как в детстве, когда отец отправлял его проверить, не ушиблась ли она, не забыла ли запереть дверь. Но теперь отца не было. А Алёна жила, будто в аквариуме без воды, где дышать становилось всё труднее, а стенки оставались прозрачными.
— Я куплю тебе еды, — сказал он твёрдо, как будто выносил приговор. — Мясо, гречку, морковку. Сваришь суп. Обязательно. Ясно?
Алена кивнула. Не от согласия, а от усталости. В груди было пусто, как в брошенной даче, где стёкла заросли паутиной, а эхо шагов звучит громче любых слов.
Он ушёл через полчаса, оставив на столе пакет с продуктами и шлейф резкого одеколона, смешанного с привычными фразами. «Возьми себя в руки». «Жизнь не останавливается». «Всё наладится».
Когда дверь захлопнулась, Алёна поднялась. Медленно, будто боялась разбудить тишину. Разложила покупки на столе: картошку, лук, подсолнечное масло, пачку молока. Мясо — кусок свинины, свежий, с розоватым отблеском. Она подошла к окну, распахнула его и выбросила мясо во двор. Потом закрыла створку, так же неспешно, словно запирала внутри что-то важное. Остальное убрала в холодильник. Не из принципа — просто ей было стыдно, что мясо выглядело живее, чем она.
Она работала удалённо — бухгалтером в конторе, о которой знала лишь по шапке в электронных письмах. Её мир сузился до экрана ноутбука, цифр и отчётов. Суммы сходились, формулы работали, баланс был идеальным. Порой казалось, что жизнь тоже можно свести к бухгалтерской книге: доходы, расходы, итог. Но в реальности ничего не сходилось. Потери не поддавались подсчёту, а сальдо всегда уходило в минус, оставляя после себя пустоту, которую не заполнить ни одной цифрой.
В среду ей позвонили. Незнакомый номер, женский голос — спокойный, но с хрипотцой:
— Алёна Игоревна?
— Да.
— Это приют «Доброе сердце». Вы подавали заявку на волонтёрство?
Алена замерла. Пальцы нащупали на столе крошку от сушки и начали катать её, будто пытаясь размять комок тоски, застрявший в груди.
— Да, — выдохнула она. — Кажется, месяца два назад.
— Нам нужны руки. Особенно в выходные. У нас сорок хвостов — собаки и кошки.
В субботу она приехала. Небольшой дом на окраине города, окружённый голыми берёзами. Пахло мокрой шерстью, лекарствами и чем-то тёплым, почти забытым. Женщина в потрёпанном свитере махнула рукой:
— Раздевайся, мой руки. Тут щенки, здесь травмированные, а вон там — старички. Работы — выше крыши.
Один пёс — лохматый, с проплешиной на боку и умными глазами — не сводил с неё взгляда. Алёна присела рядом, провела ладонью по его шерсти. Тёплая. Живая. Настоящая. Пахло псиной, землёй и упрям— Пойдём домой, — шепнула Алёна, гладя его по голове, и вдруг поняла, что эти слова — не просто обещание псу, а клятва самой себе.
