Измена родных: всё сестре, а мне — пепел в сердце
Бывает, нож в спину вонзает не чужой — а тот, кто должен оберегать. И эта боль разъедает душу медленнее, чем кислота. Меня зовут Алевтина, и это история о том, как я лишилась не просто дома, а веры в саму идею родства.
Младшая сестра Людка была баловнем судьбы с пелёнок. Ей сходило с рук то, за что меня ругали до хрипоты. Я терпела. Годами. Утешала себя: родители любят нас обеих, просто по-разному. Оказалось, разница была в цене.
Последние десять лет я жила бок о бок с отцом и матерью. Когда у мамы начались проблемы с сердцем, я варила борщи, развешивала простыни, таскала её по врачам. Когда отца скрутил инсульт, именно мы с мужем возили его на процедуры, перестилали пролежни, подносили ложку к безжизненным губам. Людка в это время блистала в Питере, заливая в инстаграм фото с коктейлями, а о родителях вспоминала раз в год — на Пасху.
За пять лет до этого они купили ей трёшку в центре. Без причин. Просто «ей же труднее». Мне же не досталось ни рубля. Пришлось влезать в долги, чтобы купить однокомнатную коробку на окраине. Спасибо родителям мужа — вытащили из долговой ямы.
Тогда я промолчала. Решила: пусть Людке квартира, зато мне достанется дом. Ведь я здесь, я вкладываю душу. Не прошу — просто верю в здравый смысл. Как же я ошибалась.
Два года назад мать стала меняться. Взгляд ледяной, слова как осколки стекла. Искала поводы для скандалов, приписывала мне несуществующие грехи. Я чувствовала подвох. И не ошиблась.
Тётка Катя с пятого подъезда проболталась: дом уже не наш. Его тихо, без шума, переоформили на Людку. Через купчую. Побежала в МФЦ — чёрным по белому: дом, где я выросла, где вытирала отцу слюни и стирала мамины ночные рубашки, теперь числится за сестрой.
Как? Почему? Когда? Главное — как они решились? Ни слова, ни намёка. Просто подмахнули бумаги. Мать-то в здравом уме, но отец… Отец же не держал ручку уже три года! Какой нотариус скрепил эту фикцию? Или сейчас всё продаётся — даже совесть?
Рыдала ночами. Хотела судиться — это же чистой воды махинация! Воспользовались беспомощностью старика. Но передумала. Не хочу нырять в эту клоаку. Всё просчитано, подмазано, забетонировано юристами.
Мать и сестра вычеркнули меня из своей жизни. Теперь и у меня нет ни матери, ни сестры.
С тех пор я не ступала на порог того дома. Не звоню, не пишу. Для них я — пустое место. Пусть. Но забыть не могу. Простить — тем более. Людка всегда завидовала: то моим оценкам, то мужу, то тому, что я могла шить себе платья из старого тюля. А теперь она отыгралась. Прихватизировала всё: дом, участок, даже наши детские фото в альбоме. Оставила мне лишь осколки.
А мать… Не понимаю, как её сердце не разорвалось отНо, видно, сердца у некоторых сделаны не из плоти, а из вечной мерзлоты.
