Пять лет назад мы с мужем сделали шаг, перевернувший нашу жизнь: мы усыновили мальчика из детдома. Его звали Ваня, ему едва исполнилось три года. Маленький, молчаливый, с широкими испуганными глазами, он сразу поселился в наших сердцах. Мы с Артёмом мечтали о ребёнке, но природа отказала нам в этом, и Ваня стал нашим чудом. За эти годы он стал плотью от плоти нашей семьи, нашим сыном, нашим светом. Но недавно появилась женщина, назвавшая себя его бабушкой, и всё, во что мы верили, повисло на волоске.
Когда мы забирали Ваню, нам сказали, что у него нет родни. Мать погибла, отец неизвестен, никто не интересовался его судьбой. Мы прошли все круги бюрократического ада, собрали бумаги, и наконец он стал нашим. Первые месяцы были тяжёлыми: Ваня вздрагивал от громких звуков, плохо спал, но мы окутали его заботой. Постепенно он начал смеяться, обнимать нас, звать мамой и папой. Мы с Артёмом таяли, глядя, как он растёт, как складывает буквы, как носится во дворе с ребятами. Наша жизнь наполнилась смыслом.
Пять лет — и ни одной души, спросившей о Ване. Мы и представить не могли, что из прошлого может вынырнуть призрак. Но месяц назад зазвонил телефон. Незнакомка представилась Галиной и попросила встречи. Мы согласились, решив, что это соцработник. Когда же она пришла, её слова ударили как обухом: «Я бабушка Вани. Хочу его увидеть».
Я онемела. Галина выглядела уставшей, но опрятной, лет шестидесяти. Она рассказала, что много лет назад потеряла дочь — мать Вани. Та уехала в Питер, оборвала связи, а потом Галина узнала о её смерти. О Ване она якобы не ведала до недавних пор, пока не нашла какие-то бумаги. Теперь хочет быть в его жизни. «Я не заберу его, — сказала она. — Но он мой кровинка, я имею право».
Мы с Артёмом были в ступоре. С одной стороны, нельзя запретить ей видеться с Ваней — если она правда бабушка. С другой — как это отразится на сыне? Ваня не знает о прошлом, мы планировали открыть правду позже. А если эта женщина начнёт лезть в нашу жизнь? Если захочет большего? Мысли путались, а в груди поселился ледяной ком.
Мы попросили Галину дать срок. Она оставила номер и ушла, пообещав вернуться. С тех пор мы с Артёмом не спим. Каждый вечер — одни и те же мучительные разговоры. Артём настаивает проверить её историю через опеку. Я же боюсь, что даже если она родня, её появление разобьёт наш хрупкий мир. Ваня только начал нам доверять, он счастлив, он наш. Как сказать ему о бабушке, о которой мы сами ничего не знаем?
Я вспоминаю, как мы с Артёмом готовились к усыновлению. Сколько ночей провели в сомнениях, справимся ли. Мы знали, что это не только радость, но и крест. Но к такому повороту готовы не были. Я думаю о Ване, о его рисунках, о том, как он хохочет, когда мы играем в жмурки. Он — наш, и я не позволю никому его ранить.
Галина звонит каждый деньИ тогда я взяла телефон, набрала номер и твёрдо сказала: «Мы готовы встретиться, но только если вы понимаете, что Ваня — наш сын, и последнее слово всегда будет за нами».
