Я прокляла мать за её ошибку, но сама стала её тенью

Я ненавидела мать за её поступок, но сама стала её копией.

Меня зовут Анастасия Морозова, и живу я в старинном городке Суздаль, где узкие улочки переплетаются, словно кружево, а золотые купола церквей отражаются в водах реки Каменки. В детстве я верила, что быть ребёнком — это самое счастливое время. Подруги спешили повзрослеть — наряжались в мамину косметику и примеряли туфли на высоких каблуках, а я не выпускала из рук кукол, мозаику и цветные карандаши. Рисовала нашу семью: себя между папой и мамой, а на заднем плане — дедушку с бабушкой, улыбающихся нам. Кто бы мог подумать, что от этой картины не останется и следа?

Папа, Сергей, работал программистом — целыми днями он смотрел в экран монитора, будто там был его отдельный мир. Но когда отрывался от работы, в его глазах, скрытых за очками, можно было увидеть безграничную любовь к маме, Ларисе. Он прощал ей всё: яркие платья, будто сошедшие со сцены театра, книги о самопознании, странных подруг с вечными разговорами о судьбе. Потом смирился с её «рабочими» отлучками, поздними возвращениями и ужинами из магазинных полуфабрикатов, потому что мама «забыла» приготовить. Он ел её неудачные блюда так же терпеливо, как и её прихоти: раздельные спальни, обязательный утренний кофе вдвоём, который она считала залогом крепкой семьи.

Каждое утро папа следил за часами, зная, что опаздывает, но ждал, пока мама неспешно заваривает свой «энергетический» чай и не намажет бутерброд с маслом и колбасой. Этот ритуал повторялся изо дня в день: папа жертвовал временем, лишь бы она улыбнулась. А мама тем временем увлеклась сначала эзотерикой, потом танцами и влюбилась в своего тренера, Игоря. Однажды вечером она просто сказала: «Я люблю другого. Мне нужна свобода. Вы оба мне дороги, но я задыхаюсь». Я, маленькая и испуганная, думала: разве моей любви недостаточно?

Папа не кричал, не ругался. Он замкнулся, уйдя в работу, словно там можно было спрятаться от боли. Их жизнь и так протекала параллельно, поэтому внешне почти ничего не изменилось. Но я сломалась: в школе стала злой, грубой, готова была наброситься на любого. Дедушка, Николай, взял меня к себе — водил на прогулки, помогал с уроками, утешал и твердил, что семья должна держаться вместе. Когда мама подала на развод и ушла, бабушка не выдержала горя и умерла. Дедушка начал терять зрение — от тоски, от вида нашей разрушенной семьи, но всё равно называл папу «зятем» с гордостью.

Я чувствовала, что должна что-то сделать. И вот однажды, после долгих разговоров с дедушкой, я нашла в мамином блокноте номер её любовника и позвонила его жене. «Вы знаете, что ваш муж встречается с моей матерью?» — выдохнула я, едва сдерживая дрожь. В тот день я разбила мамино сердце. Её возлюбленный вернулся к семье, а она осталась одна — навсегда. Простила ли она меня? Не знаю. Видела ли она мою месть, когда я вышла замуж за Максима? Поняла ли, когда я родила дочь Лизу? Не уверена.

Но годы шли, и я, сама того не замечая, становилась её отражением. Я увлекла Максима и Лизу велоспортом — моей новой страстью. Потом записалась на йогу, чтобы сбежать от быта. Зал стал моим убежищем, где я могла забыть о злости — на мужа, на работу, на серую обыденность. Я не признавала этого, но мамина тень росла во мне. Всё стало ясно, когда я влюбилась в своего тренера, Артёма. Максим и Лиза перестали быть для меня «достаточными» — мне хотелось свободы, огня, как когда-то маме.

Я оставляла Лизу у дедушки и мчалась к Артёму, сердце бешено стучало. Лиза спрашивала: «Мама, ты куда?» А слепой дедушка лишь крепче сжимал её руку, гладил по волосам. Чувство разгоралось всё сильнее, пока однажды Артём не оставил меня ждать три часа. На следующий день в зале он холодно бросил: «У меня есть жена». Эти слова вонзились в меня, как нож. В слезах я прибежала к дедушке, единственному, кто мог понять. Уткнувшись ему в плечо, я рыдала, пытаясь объяснить, что кто-то украл мою жизнь. И тут я увидела слёзы в его невидящих глазах. Всё стало ясно: он позвонил жене Артёма, как когда-то я — жене маминого любовника. «Ради Лизы», — тихо сказал он.

Прошли месяцы, но рана в сердце не заживает. С этим болью я помирилась с мамой, осознав, как тяжело быть и дочерью, и женой, и матерью. Одна из этих ролей всегда страдает. Максим так и не стал мне ближе, но папа вырос в моих глазах — его бесконечная любовь к маме, его умение прощать поразили меня. Это я, а не он, оборвала ей крылья. А дедушка, мой верный защитник, сам остановил мой бег — ради Лизы, ради меня. Он показал, что счастье не в тайных страстях, а в семье, где нет секретов. И я верю его слепым, но мудрым глазам, через которые когда-то смотрела на мир.

Оцените статью
Я прокляла мать за её ошибку, но сама стала её тенью
Жизнь в 62: Как моя соседка обрела счастье заново