В жизни бывают такие удары, от которых оправиться трудно. Мне уже за пятьдесят, а сердце до сих пор ноет, будто вчера это случилось. Мы с мужем всю жизнь ютились по съёмным углам в Екатеринбурге. Была у нас когда-то своя скромная однушка, но пришлось продать — свекровь тяжело заболела, лечение требовало немалых денег. Дети давно разъехались: кто в Питер, кто в Казань, у каждого своя дорога. Остались мы вдвоём, уповая разве что на маму, которая всегда была мне опорой.
Когда у неё случился удар, я бросила всё, чтобы выходить её: таскала по врачам, выстаивала очереди за лекарствами, ночей не спала у её постели. Когда мама пошла на поправку, наняли сиделку — надо было возвращаться на работу. Аренда, коммуналка, лекарства — без зарплаты не выжить. Сиделка, девушка по имени Арина, казалась ангелом: брала только мамину пенсию, в глаза смотрела ласково, заботилась, будто родная.
С мамой у нас не было размолвок. Она понимала, почему я не могу быть рядом постоянно, и одобряла помощь со стороны. Казалось, всё налаживается: мама в порядке, за ней присматривают. Жизнь, хоть и нелёгкая, но хоть какая-то стабильность.
Но когда маме снова стало хуже, мы с мужем переехали к ней. Дежурили у кровати, кормили, перестилали постель, ловили каждый её взгляд. Делали всё, чтобы она чувствовала нашу любовь. А после её ухода… случилось то, во что до сих пор не верится.
Через неделю после похорон вызвал юрист. Пришла, ещё не очнувшись от горя, а он и говорит: всё мамино — и трёшку в центре, и дачу под Пермью, и сбережения — завещано той самой сиделке. Арина, эта тихоня с ангельской улыбкой, так втерлась в доверие, что мама, ни слова не сказав, оформила всё на неё. Мы остались у разбитого корыта.
До сих пор не понимаю: как? Как мама, ради которой я готова была на всё, могла так поступить? Как я не разглядела в Арине подвоха? Теперь знаю: доверять посторонним — всё равно что играть с огнём. Если нанимаете сиделку для стариков — будьте начеку. Проверяйте, контролируйте, не позволяйте чужому человеку стать ближе родни. Иначе — останетесь с пустыми руками и болью, которая не уйдёт никогда.
