Я никогда не представляла, что расскажу эту историю. В ней слишком много стыда, боли и тихого отчаяния. Но, может быть, для кого-то она станет предостережением. А для меня — исповедью, которую я таскала в себе годами, как старый чемодан без ручки.
Меня зовут Алевтина. В старших классах я подружилась с Марфой. Обе — умницы, мечтательные, грезили сбежать из нашего захолустного Тамбова и завоевать столицу. Мы делились секретами, стихами, первыми влюблённостями. Были близки, как сёстры. Но судьба, оказалось, решила нас растащить в разные стороны. И виновата в этом — я.
После школы она уехала в Казань изучать биохимию, а я — в Нижний Новгород, на журналистику. На каникулах мы встречались: пекли блины, гуляли до рассвета, смеялись над глупостями. Обе мечтали о больших городах, карьере и, конечно, о любви.
Но время шло. Учёба кончалась, а женихи не появлялись. Бабушка вздыхала: «Лёленька, пока молодая — лови момент, потом все хорошие будут разобраны». Но кто слушает стариков в двадцать лет?
После института обе оказались в Питере. Марфа учила детей в гимназии, а я писала заметки для местной газеты. Снимали углы, перебивались копейками. По выходным — чай с вареньем, посиделки с друзьями. Тогда в нашем кругу появились Геннадий и Михаил. Марфе приглянулся Гена — спокойный, как Волга, с квартирой в центре и твёрдыми планами. Я же крутила роман с Мишей, но он в итоге укатил в Киев к родне.
А Марфа с Геной становились всё ближе. Она уставала после уроков, но бежала к нему — мыла полы в его новой трёшке, выбирала обои, шептала: «Здесь будет наша спальня, тут — кабинет, а в этой комнате — детская…»
Я слушала и… задыхалась. Тихая, чёрная зависть точила меня изнутри, как ржавчина.
Потом Марфа слегла. Постоянная усталость оказалась чем-то серьёзным. Её положили в больницу на уколы. А я… я стала чаще заходить к Гене. Готовила ему борщ, смеялась глупым шуткам, «случайно» касалась его руки. И однажды очутилась с ним в той самой спальне — в «гнёздышке», как называла её Марфа.
Я его соблазнила. Расчётливо. Без жалости. Выиграла эту игру. Через три месяца мы расписались. Я вошла в его дом в белом платье, которое когда-то примеряла в мечтах Марфа. Он нёс меня на руках. А я улыбалась. Победительница.
Марфа не устроила скандала. Только тихо сказала:
«Спасибо судьбе, что вовремя открыла мне глаза».
Она исчезла. Но иногда, особенно ночью, мне чудилось, что стены шепчут её голосом. Особенно в детской, где я раскладывала игрушки своих сына и дочки. Той самой детской, которую она хотела наполнить смехом.
Спустя годы я узнала: Марфа вышла замуж за Тихона, мужчину с ребёнком от первого брака. И, к моему удивлению, они жили душа в душу. Она поладила с его дочкой и строптивой тёщей. Купили большую квартиру, потом родили ещё сына и дочь. Их семья была как из рекламы счастливой жизни: уют, понимание, нежность.
А у меня всё треснуло.
Гена не продвинулся по службе, застрял в той же конторе. Его мать, сначала приветливая, однажды бросила мне в лицо:
«Ты заняла место Марфы. Но, может, мой сын и правда достоин такой, как ты».
Ссоры стали нашим обыденностью. Мы общались только криком. Дети выросли в вечном напряжении. Дочь сбежала в шестнадцать, связалась с гопниками, родила в восемнадцать. Сын уехал в Германию и пропал. Не звонил. Не писал.
А дети Марфы? Один — финансист в Париже. Другая — учёный в Сорбонне. Каждое лето они приезжают. Их семья собирается на даче: гитара, шашлыки, песни до утра. Тихон поёт Марфе под луной. В их доме — свет. В моём — пустота.
И в такие ночи я понимаю:
Судьба всё расставила по местам.
Марфа была права — ей есть за что благодарить жизнь. А мне — не за что. Я сделала свой выбор. Увела жениха. Предала подругу. Получила — квартиру, фамилию, статус. Но потеряла саму себя.
Я не счастлива. Я не люблю. Я живу с камнем на душе. И знаю — заслужила.
