Мартин усыновил моего сына! Видно, ангел-хранитель бережёт меня!
Зовут меня Аграфена Морозова, а жила я тогда в тихом городке Кашин, что стоит на берегах речки Кашинки в Тверской губернии. Было это давно, когда жизнь моя висела на волоске, и только чудо — а может, сам Господь — уберёг меня от погибели. Один человек, Мартин, перевернул мою судьбу, подарив счастье, о котором я и помыслить не смела. Это рассказ о том, как я едва не пропала, но обрела семью.
В ту пору я была молода, горяча и полна задора. Работала заведующей в трактире — красивая, одинокая, с малышом Егоркой да с буйной головой, уверенная, что сама вершу свою судьбу. Был у меня кавалер-иностранец, Мартин, голландец с добрыми глазами. Подруги аж зеленели от зависти: возил он меня на своём каретном экипаже, задаривал подарками, возил по ярмаркам да городам. Чувствовала я себя царицей, купаясь в их пересудах да в его внимании.
Тот вечер начался как обычно. Мартин сидел за своим столиком в углу, кушал жаркое с овощами, запивая квасом. На другом конце стола лежали мои папиросы, зажигалка да полупустая рюмка с наливкой. День выдался тяжким — пересуды да ссоры среди слуг вывели меня из себя. То и дело подбегала я к Мартину, хватала рюмку, отхлёбывала да изливала досаду в громких жалобах. Когда наливка кончалась, мчалась к стойке за новой. Пила я давно, часто, уже не замечая, что это стало моей привычкой.
К концу дня я рухнула на лавку, пытаясь перекусить, но еда в горло не шла. Курила одну папиросу за другой, болтала без умолку, а Мартин смотрел на меня — молча, с лёгкой улыбкой. Вдруг он потянулся, взял мои руки в свои и сказал твёрдо, но ласково: «Пора тебе уйти отсюда. Ты себя губишь. Через месяц я уезжаю и, видно, не вернусь. Хочу взять тебя в жёны, но с одним условием…» Он замолчал, опустив глаза. Я похолодела: подумала, сейчас скажет, что Егорка — обуза, что не хочет брать его с нами в Голландию. В груди закипела злость, уже готова была высказать ему всё, что думаю о мужчинах, бросающих баб с детишками.
Но он продолжил: «Выйду за тебя, если бросишь пить да курить. В моём роду бабы так не живут, да и мне это не по нраву». Я остолбенела, будто громом поражённая. Слёзы хлынули градом — не от обиды, а от радости. Слова застряли в горле. Папиросы? Пустяки! Но выпить… Я никогда не считала себя пропойцей. Думала, это просто от работы, что держу себя в руках. Мартин дал мне три дня на раздумье. Ночью я не сомкнула глаз. Вспоминала, как он вёз меня домой пьяную, как открывал дверь, потому что я шаталась. Стало мне стыдно до дрожи. Он — честный, чистый душой, немного старомодный в своих взглядах на семью. Что нашёл он во мне — в этой гулящей, пропахшей табаком да хмелем бабе?
Ответа я не знала, но чуяла: он — мой шанс, моя последняя надежда. И в назначенный день сказала: «Согласна». Это слово перевернуло всё. Теперь я — счастливая жена, мать да бабушка двух славных внучат. Егорка вырос с нами — Мартин усыновил его, дал ему свою фамилию, свою любовь. Живём мы в просторной избе с садом, где резвятся два пса да три кота. Мартин всё такой же — ласковый, заботливый, заставляет меня чувствовать себя желанной каждый день.
Порой мысленно возвращаюсь я в тот вечер. Вижу его лицо — строгое, доброе, полное веры. И снова шепчу: «Видно, ангел-хранитель надо мной сжалился». А что, если бы я не дала ему договорить? Если бы вспылила, накричала, прогнала его? Сердце сжимается от одной мысли. Осталась бы я там — в трактире, среди пустых рюмок да окурков, одна с сыном, без будущего. Но судьба смилостивилась. Мартин вытянул меня из той трясины, и я ни о чём не жалею. Он не просто спас — дал мне семью, дом, жизнь, о которой боялась мечтать. И благодарю я небеса за тот вечер, за его слова, за руку, что удержала меня над пропастью.
