Всё началось как обычный сон, но быстро превратилось в кошмар наяву.
Дорогие мои, если кто-то услышит эти строки, отзовитесь. Пишу вам сквозь слёзы и страх, будто бреду по тонкому льду, а под ногами — бездна. Меня зовут Галина Сергеевна, мне 64, но душа моя — всё ещё девочка, которая верила, что мир справедлив. Я не та бабушка, что сидит у подъезда на лавочке с вязанием. Я учительница, отдавшая школе 40 лет, и даже сейчас бывшие ученики приходят с благодарностью. Но сегодня я бессильна, как птенец, выпавший из гнезда.
Мой внук — Егорушка. Солнышко моё, кровинка. Ему всего 14, а я уже три года одна его растила. Моя дочь Аня с зятем уехали ещё до всех этих карантинов — сначала в Турцию, потом в Италию. Присылают деньги исправно, звонят по видеосвязи, приезжают на пару недель раз в год. Оставили мне Егора, когда ему было одиннадцать. Тихий, ласковый мальчик, с глазами, как у ангела. Я дышала им, заменяла и мать, и отца, и друга. Читали вместе, гуляли по переулкам нашего посёлка под Калугой, шептались перед сном. Казалось, так будет всегда.
Пока не купили ему этот чёртов компьютер. «Для учёбы», — сказала Аня. Мой племянник-программист всё установил. Егор сиял. Я радовалась — у нас небогатый район, не у всех есть такие штуки.
Но скоро я осознала: он исчезает.
Как будто тень легла между нами. Книги пылятся, пироги остаются нетронутыми, даже мои объятия он отталкивает. Всё, что было дорого, стало ему чужим. Он стал резким, будто кто-то подменил моего мальчика.
А потом и вовсе ушёл в экран. Целыми днями, иногда ночами — я просыпаюсь от шороха, а он там, в синем свете монитора, с глазами, пустыми, как заброшенный дом. Говорю с ним — в ответ или молчание, или крик: «Отстань!»
Пеку его любимые сырники с вишнёвым вареньем — нахожу их вечером, остывшие, будто никто не прикоснулся. Он не садится за стол, твердит: «Потом». Похож на призрака — худой, бледный, под глазами синяки, будто не спит неделями.
Я звоню Ане, а она смеётся: «Все дети сейчас такие! Это новое поколение». Но разве это нормально — смотреть, как твой ребёнок тает, как свеча?
Он не выходит гулять. Друзей нет, только голоса в наушниках. Спорт? Смешно. Мои попытки вытащить его на воздух разбиваются о стену равнодушия. Я боюсь, что это уже не увлечение, а болезнь. Настоящая, страшная, как трясина.
Пыталась ограничить интернет. Он кричит, трясётся, будто ломка. Ставила пароли — он их взламывает. Я проигрываю.
Он не злой. Он просто… не здесь. Живёт рядом, но в каком-то ином мире, куда мне нет хода.
Я плачу по ночам, прикусив угол подушки. Боюсь, что он пропустит жизнь. Что однажды оглянется — а молодость уже ушла, и останется только пустота.
Куда бежать? В нашем посёлке нет психологов. Врач без разрешения родителей — нельзя, а они считают, что я паникую. Школа молчит: «Оценки нормальные — значит, всё в порядке».
Но порядка нет. Я вижу это каждый день. Каждую бессонную ночь.
Если кто-то это читает — помогите. Не молчите. Я не жду волшебства. Я просто хочу вернуть своего Егорушку — того, что смеялся, когда мы бежали за мороженым. Который обнимал меня и шептал: «Бабушка, я тебя люблю». Который верил, что жизнь — это не только пиксели на экране.
Готова на всё, лишь бы не потерять его навсегда. Прошу вас… Не оставайтесь в стороне.
