В старые годы, когда мы с Михаилом только сошлись, прошло уже семь зим, как мы вместе. Детей своих Господь не дал — не сложилось. Были и молитвы, и слёзы, и знахарки, да только пока тишина. Зато у Михаила от прежней жены остались два паренька. Старшему, Ванюше, пятнадцатый год пошёл, а младшему, Алёшке, всего десять.
С первых же дней меж нами витало невысказанное: он — отец, а я… Кто же я? Мачеха ли? Или просто женщина, что живёт с их батюшкой?
На третьей луне нашего знакомства мы с Михаилом впервые крепко поссорились. Тогда он и молвил:
— Чувствую я, что ты детей моих не принимаешь. Даже не пытаешься к ним сердцем прильнуть.
А я ему в ответ резко:
— Да с чего бы мне чужих детишек любить? Не я их на свет произвела. Не я их пеленала, не держала в первую бессонную ночь, не слышала их первого «мама». Нет у меня к ним той звериной материнской нежности. Не жестокость это — правда одна.
Многие осудят, назовут чёрствой, бессердечной. Но я их не бью, не кричу, из избы не выгоняю. Забочусь. Уроки проверяю, борщи варю, бельё стираю, советом помогаю. И привязалась я к ним, крепко так. Особенно к Алёшке — сам ко мне тянется, за советом бежит, обняться норовит. Знает, что не мать я ему, а подойти не боится.
А любовь… Разве только рождением растёт? Но ведь именно роды, те первые месяцы без сна, когда учишься быть матерью вместе с дитятком — это и есть основа. Та самая связь. А у меня её нет. И не будет. Могу я быть другом верным, опорой надёжной. Но не матерью. И притворяться не стану.
Когда кто твердит, что «чужих детей не бывает», так и хочется спросить:
— А сами-то растили дитя, у которого до вас мать была? Которое мамой другую зовёт? А вам быть в тени, да всё отдавать, ничего не ждавши в ответ?
Тяжело это. Порой до слёз. Бывает, ночью лежу, думаю: а вдруг завтра Алёшка скажет, что ненавидит меня? Что не мне рядом стоять? И сердце щемит. Не каменная же я. Хочу быть нужной. Хоть не матерью — но близкой.
Мы с мужем всё обговорили с самого начала. Без обмана, без сказок. Я сразу сказала:
— Не полюблю я их, как мать. Но приму, как человек. И сделаю всё, чтоб им со мной спокойно было.
С той поры меж нами раздоров не было. Он не требовал от меня «материнства», я не строила из себя «святую матушку». Зато в доме у нас — правда. А из правды выросла связь крепкая, особая.
И знаете, что самое дивное? Недавно Алёшка в школе рисунок нарисовал. Там дом, батюшка, он сам… и я.
А подпись:
«Вот моя семья. А это тётя Надя. Она не мама, но добрая. Я её люблю».
Заплакала я тогда. Не оттого, что не назвал меня «мама». А оттого, что сказал — «добрая». Это больше, чем звание. Это доверие.
Иногда думаю: будь у нас с Михаилом общий ребёнок, может, поняла бы я, что такое любовь «по крови». Но пока нет её — просто живу, расту рядом с этими пареньками. И пусть я не мать — я здесь. А это, случается, важнее всяких красивых слов.
