Знаешь, в нашем маленьком городке Приозёрске, где с Ладоги дует пронизывающий ветер, есть инфекционная больница. Там работает врач — Екатерина Сергеевна. Говорят, она лучшая в своём деле. Нам повезло с ней, хоть я ни разу не видела её лицо без защитного костюма. Она инфекционист. Профессионал, но, увы, не спешит раздавать утешения. За всё время, пока тут лежала моя Настюша, она ни разу не сказала ничего, что сняло бы камень с души.
Она говорит языком цифр и диагнозов.
— Лейкоциты 12, — бросает, просматривая карту.
— Это хорошо? — спрашиваю, сжимая кулаки.
— Лучше, чем было. Но всё ещё выше нормы. Да и родничок запал. Обезвоживание, — отвечает, не поднимая глаз.
— Это опасно? — голос срывается.
— Назначим препарат, стабилизируем, — коротко отвечает она.
Каждое её слово — будто выверено, будто подписано под протокол. Родители в больнице засыпают её вопросами, а она отвечает сдержанно, будто каждое слово — мина замедленного действия. Ей бы просто лечить, без разговоров. Но так не получится.
Не знаю, нравится ли мне Екатерина Сергеевна. Но выбора нет — жизнь Насти в её руках. Она не ищет тёплых слов, не пытается успокоить. Её дело — бороться с болезнями, а не с родительскими страхами.
Сквозь потёкшие стёкла очков вижу её уставшие, покрасневшие глаза. Возможно, даже плакала. Больше не спрашиваю ни о чём. И без слов вижу — Насте легче. Ещё вчера она лежала без сил, а сегодня уже смеётся и грызёт сушку. Врач слушает её лёгкие, подмигивает.
— Молодец, Настя, — говорит тихо.
Мне она ничего не говорит. А я и не жду.
После обеда привезли малыша, Ваню. Состояние тяжёлое — почти безнадёжное. Екатерина Сергеевна тут же хватает телефон, звонит в областную больницу. У нас нет реанимации. А там отвечают сухо: мест нет, разбирайтесь своими силами.
Её смена заканчивается в три. У неё муж, свои дети, дом. Но она не уходит. Ваня слишком слаб. Она спорит с больницей, требует невролога и редкий препарат. Спорит с мужем, который кричит в трубку: «Ты мать, ты должна быть дома!»
Медсёстры притихли. Обычно после трёх начальство уходит, и в больнице становится проще. Но сегодня она здесь.
Стены тонкие — слышно всё. Мама Вани, Ольга, обзванивает всех подряд: «Молитесь, закажите молебен, сходите к батюшке!»
Вечером Екатерина Сергеевна заходит к ним. Говорит: лекарств нет, нужно купить самим. Называет «Мексидол». Ольга взрывается:
— Мы налоги платим! А вы вымогаете деньги! Засужу!
Врач молча уходит. Я знаю, о чём речь. Насте тоже кололи «Мексидол» — мы сами покупали.
У меня есть лишние ампулы. Выхожу в коридор (хотя нельзя), ищу Екатерину Сергеевну.
Застаю её в ординаторской. Она стоит спиной, говорит с мужем:
— Дима, сейчас нельзя ждать. Привези. Дома пусть сами чай себе нальют, они не малыши… — голос дрожит.
Муж орёт в ответ.
— Дима, аптека закрывается в десять. Потом разберёмся… Купи лекарства!
— Вот «Мексидол», — протягиваю упаковку. — Возьмите, пусть не покупает.
Она оборачивается. Впервые вижу её без маски. Красивая. Измотанная, но красивая.
— Спасибо, — шепчет и добавляет в трубку: — «Мексидол» не нужен, нашли…
Тыщу рублей незаметно сунула ей в карман халата.
— Ты что?! Не надо! — хватает меня за руку.
— Это не вам. Это Ване, — отвечаю.
Она опускает глаза.
— Спасибо… вам.
— Вам, — поправляю и ухожу.
Ночью Ване хуже. Сквозь сон слышу, как Екатерина Сергеевна командует медсёстрам: какие уколы, какую капельницу. А на фоне — молитвы Ольги.
Когда болела Настя, все вокруг советовали: «Молись», «Свечку поставь», «Сходи к бабке». Пять процентов предлагали целителей, десять — везти в Германию, потому что «здесь медицина — дно».
К утру Ване легче. Температура спала, заснул. Ольга тоже спит — храпит. А врач не спала всю ночь.
В девять утра — новый обход. Заходит к нам.
— Лейкоциты 9.
— Спасибо.
— Хорошо. Воспаление падает.
— Поняла.
Больше не спрашиваю. Жалко её до боли. Она снова в маске, а под очками — красные глаза. Идёт к другим.
В три её смена кончается. Ване уже лучше: улыбается, ест. Перед уходом она заходит проверить его. Слышу, как ласково уговаривает:
— Ванюша, дай послушаю…
Тут у Ольги звонит телефон. Она кричит в трубку:
— ОТМОЛИЛИ! ВАНЮ ОТМОЛИЛИ!
Смотрю в окно. Екатерина Сергеевна идёт домой. Шаги тяжёлые, будто отдала все силы. Она — блестящий врач. Сильный человек. Посланник Бога, если хочешь.
Это она победила болезнь Вани. Своими знаниями, руками, лекарствами. А теперь идёт домой — без сил, без благодарностей.
Отмолили… Ага.
