— Ой, Света, родная, здравствуй! К маме заглянула? — крикнула бойкая соседка, высунувшись с балкона второго этажа.
— Здравствуйте, Лидия Петровна. Да, на денёк приехала, — кивнула девушка.
— Ты бы поговорила с ней, голубушка. После развода совсем с катушек съехала… — соседка многозначительно щёлкнула языком. — Я, знаешь ли, с петухами встаю. Сегодня в полшестого глянула в окно — а она только подъезжает! На такси! Вся такая разодетая, волосы растрёпанные… И, между нами, под мухой, как сапожник. Весь дом уже судачит. Ну куда это годится в её-то годы? Да и мужа зря прогнала. Михаил Иванович — золотой человек. Ну, согрешил, бывает. Но ведь тридцать лет вместе прожили, не детский сад, чтобы сразу бумаги рвать.
— Спасибо, Лидия Петровна, — сквозь зубы ответила Светлана. — Я учту.
— Обязательно поговори. У тебя же скоро свадьба, невеста, а тут мать — на всю округу срам…
Света быстрее зашагала к подъезду, чувствуя, как в груди закипает что-то неприятное. Она и правда собиралась поговорить с матерью. Теперь — с удвоенным рвением.
Полгода назад её мать, Татьяна Владимировна, застукала отца с любовницей. И без лишних слов подала на развод. Света тогда уговаривала её простить — ну подумаешь, споткнулся, ну увлёкся, но ведь годы-то не шутка. Не вычёркивать же три десятилетия брака! Они же через всё прошли: и кредиты, и больницы, и переезды, и её, Светкину, переходную пору с истериками.
Но нет. Мать не просто развелась — она будто сбросила двадцать лет. Новая стрижка, брендовые шмотки, йога, свидания, рестораны. Теперь она гуляла до рассвета, каталась с подругами по фестивалям, завела привычку мелькать в инстаграме у каких-то подозрительных типов, постить фото с коктейлями под живую музыку…
Свете становилось неловко даже представлять это. У неё самой жених, скоро свадьба, потом дети. А как она будет представлять родителям жениха свою мать, которая тусуется в клубах? Где тут бабушка, а где молодящаяся сорокапятилетняя бунтарка?
Когда она зашла в квартиру, всё раздражало — стойкий аромат духов, доносящаяся с кухни музыка и запах жареной картошки. И тут раздался голос:
— Светуля! Какая приятная неожиданность! Я как раз чайник поставила.
Татьяна выглядела потрясающе. Для женщины за пятьдесят — минимум морщин, подтянутая фигура, свежий макияж, ухоженные волосы, маникюр. На ней был не застиранный халат, а стильный домашний комплект. Она выглядела… как женщина, которая знает себе цену. И почему-то это бесило Свету ещё сильнее.
— Ну что, с Димой как? Готовитесь? — ласково спросила Татьяна, разливая чай по кружкам.
— Всё по плану, — кивнула Света. — А у тебя?
— Замечательно! Вчера с девчонками так оторвались — сначала в ресторане, потом в караоке… Я лет на двадцать помолодела.
— Мне уже доложили. Лидия Петровна в красках описала, как ты в пять утра домой влетела. И… слегка под мухой.
— А, Любка, ясно, — фыркнула Татьяна. — Ну да, пили. Мы что, в баре чай попивали? Мне стыдиться нечего.
— Мам… — Света сделала глубокий вдох. — Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?
— В каком смысле?
— Ну, тебе же не шестнадцать, чтобы по клубам шляться. Да и с папой… столько лет вместе. Разводиться в таком возрасте — как-то… странно.
Татьяна аккуратно поставила чашку и пристально посмотрела на дочь.
— Света, мне пятьдесят два. И это не приговор. Я слежу за собой, у меня есть силы, желания и планы. Я не собираюсь превращаться в серую тень и ждать внуков, как манны небесной.
— Но ты же скоро будешь бабушкой! — вырвалось у Светы. — Как я приведу к тебе детей, если ты каждый вечер на тусовках?
— А почему я должна перестать быть собой только потому, что ты выходишь замуж? Я что, теперь — придаток к твоей семье? Я тридцать лет жила ради мужа, ради тебя. Он мог себе позволить любовницу, а я не могу позволить себе караоке?
— Но это же… — Света замялась. — Несерьёзно как-то.
— А мне сейчас нужна серьёзность? Я хочу жить. Смеяться, чувствовать, пробовать новое. Я не впала в маразм, я просто наконец-то вспомнила, кто я. И если тебе за меня стыдно — можешь не звать меня на свадьбу. Я не надену мешковатый костюм и не сделаю бабушкин пучок. Я приду такой, какая я есть. И буду танцевать. А может, ещё и кого-нибудь из гостей уведу — кто знает?
— Мам, ну хватит, — пробормотала Света, чувствуя, что проигрывает спор.
— Тогда не указывай мне, как жить. Я хочу пожить для себя. Хотя бы сейчас.
Света вышла из квартиры с ощущением, будто её вывернули наизнанку. Говорить не хотелось. В голове роились мысли, и почему-то стало больно. Будто она впервые поняла, как мама страдала все эти годы. Как молча терпела предательство. Как её роль жены и матери задушила в ней женщину.
— Она просто наконец-то вздохнула, — сказал Дима вечером, выслушав её. — Имеет право. А твой отец… извини, но сам виноват. Вообще, мне твоя мать нравится. Огонь, а не женщина.
— Мне просто хочется… какой-то нормальности.
— А ей хочется иначе. Не дави на неё.
Через неделю Света сама набрала номер.
— Мам, привет. Пошли в СПА? А потом — в тот новый бар с живой музыкой. Говорят, там классно…
— А как же твой стыд? — лукаво спросила Татьяна.
— Я всем скажу, что ты моя старшая сестра. Всё равно никто не поверит, что у меня такая мама.
Смех матери был лёгким и звонким.
— Ладно, уговорила. Но учти: домой мы вернёмся не раньше трёх.
Они провели чудесный вечер. Много смеялись, болтали. Света впервые за много лет увидела в матери не только маму, но и женщину. Настоящую. Сильную. Счастливую.И когда на следующий день Света проснулась с лёгким похмельем, но с неожиданно лёгким сердцем, она вдруг поняла, что счастливая мать — это куда лучше, чем «правильная» бабушка.
