Скорбь утраченных связей: трагедия одиночества

Света сидела за своим столом в шумном московском офисе, когда внезапно почувствовала, как комок подкатил к горлу. Ее мать, Татьяна Степановна, уже пятый день не звонила. Это было странно — обычно она звонила каждый день, иногда даже слишком часто, что слегка раздражало Свету. «Что случилось? — мелькнула тревожная мысль. — Неужели что-то не так?» Холодный страх сковал грудь. Она быстро набрала номер, но в трубке — только протяжные гудки. «Ну почему она не берет?!» — Света сжала телефон так, что пальцы побелели. Она набрала снова, снова — тишина. И вдруг звонок. На экране: «Мама». «Слава богу!» — вырвалось у Светы, но радость тут же испарилась. Она подняла трубку — и сердце упало.

— Мам, ну где ты пропадаешь?! Я с ума схожу! — голос Светы срывался, в нем смешались злость и облегчение.

Татьяна Степановна всегда была тихой, скромной женщиной. Жила одна в маленькой, но уютной «хрущёвке» на окраине Москвы. Квартира на первом этаже с балконом — её крепость: чистота, герань на подоконнике, вышитые салфетки. Любила сидеть на балконе, смотреть на берёзы во дворе или слушать, как летом поют воробьи. Никогда не грузила дочь проблемами, всё сама.

Три года назад умер отец Светы, Владимир Николаевич. Тогда её мир дал трещину. Не то чтобы жизнь остановилась, но привычный уклад пошатнулся. Пока родители были вместе, Света, их единственная дочь, могла не волноваться. Они справлялись сами, хоть и были уже в возрасте. Она помогала, конечно: привозила продукты, мыла окна, убиралась. Но сидеть с ними подолгу, гулять, разговаривать — такого не было.

Не сказать, что Света не любила родителей. Просто они были скорее обязанностью, чем близкими людьми. В свои сорок пять она наконец-то почувствовала вкус свободы. Её сын, Кирилл, родившийся в тридцать, уже вырос. Не надо было готовить завтраки или проверять уроки. Кирилл пропадал с друзьями, часто засиживаясь у кого-то до ночи. «К нам нельзя, — говорил он приятелям. — Мама не любит шума. Да и работает без выходных, устаёт».

Друзья не обижались. У кого-то мамы пекли пироги на всю компанию, у кого-то родители звали смотреть кино. Но у Светы гостей не водилось. Чужие люди — это грязь, беспорядок. Еженедельная уборка пойдёт насмарку. Да и готовить на толпу — нет, это не про неё.

Муж Светы, Андрей, её понимал. Ему нравилась их закрытость. Но Кирилл был другим — общительным, открытым. Света надеялась, что с возрастом он «возьмётся за ум» и станет таким же, как они.

С родителями Света тоже держала дистанцию. Они же вдвоём справлялись. Татьяна Степановна и Владимир Николаевич были неразлучны: гуляли в парке у Москвы-реки, читали одни и те же книги, смотрели «Иронию судьбы» каждый Новый год. Им никто не был нужен — только друг друга. Поэтому, когда отец внезапно умер, Света почувствовала не только боль, но и страх. Страх, что теперь всё ляжет на неё.

— Дочка, я не переживу этого одна, — рыдала Татьяна Степановна. — Как мне без Володи? Кто теперь скажет мне «доброе утро»? С кем я буду пить чай? Я не могу жить в этой пустоте!

— Мам, хватит истерик, — отрезала Света. — Ты же взрослая женщина. В вашем доме полно бабулек — общайся с ними, гуляй!

— Ты не понимаешь, — всхлипывала Татьяна. — Они болтают о болезнях и ценах. А с твоим отцом я говорила обо всём… Не бросай меня, прошу!

Она уткнулась в подушку, плечи тряслись от рыданий. Но Света оставалась холодной.

— Папу не вернёшь. Надо жить дальше.

— Тебе легко говорить, — прошептала Татьяна. — У тебя Андрей, Кирилл, дом полон жизни. А я одна в четырёх стенах. Ты даже не скорбишь по отцу… А у меня сердце рвётся.

— Все так живут, — сказала Света. — Хочешь переехать к нам?

Татьяна робко кивнула:

— Хочу…

— Нет, — резко ответила Света. — У нас трёшка, но Кириллу нужна его комната, а в зале мы с Андреем отдыхаем. Тебе будет неудобно.

Это была ложь. Место для тихой Татьяны Степановны нашлось бы. Но Света не хотела лишних хлопот. Готовить, убирать, разговаривать — бремя. Даже родную мать впускать в свой мир она не собиралась.

Родители бывали у неё редко — только на день рождения Кирилла. Света встречала их сдержанно, без объятий. Жалость, нежность — не её слова.

Татьяна Степановна осталась одна. С бытом справлялась, но душа сохла от одиночества. Ей не хватало тепла. Но Свете было всё равно.

Всё изменилось в один морозный день. Сидя на работе, Света вдруг поняла: мать не звонит пятые сутки. Раньше звонки раздражали, теперь молчание пугало. Она набрала номер — гудки. Ещё, ещё — тишина. Татьяна всегда носила телефон с собой. «Что за чёрт?!» — Света звонила снова и снова, но…

Через пятнадцать минут телефон зазвонил. «Мама». Но вместо облегчения — лишь злость. Она готова была кричать, но…

— Алло, — сказал чужой женский голос. — Это Светлана Владимировна? Говорит врач из ГКБ №7. Ваша мать, Татьяна Степановна… Нам очень жаль. Она только что скончалась. Приезжайте…

Мир рухнул. Звуки офиса, голос в трубке — всё исчезло. Только звон в ушах и жгучая боль. Слёзы текли по щекам, а в голове стучало: «Поздно. Теперь ей ничего не нужно». Только сейчас Света поняла, как много потеряла из-за своей чёрствости.

Оцените статью
Скорбь утраченных связей: трагедия одиночества
Тихий дождь без слов