Единственно верное решение
Зинаида Петровна была из тех женщин, чью судьбу не назовёшь простой. Суровая, замкнутая, с прямой спиной и глазами, в которых застыла боль. В свои пятьдесят она жила одна — не по своей воле, а потому что жизнь забрала у неё всех, кого она любила. Сначала — мать, потом мужа, а следом и единственного сына.
О смерти матери ей сообщила соседка:
— Зиночка, мама твоя ушла… После обеда прилегла и не проснулась… Я скорую вызывала…
Зинаида тогда просто опустилась на пол. Телефон выпал из рук. Она смотрела в стену, не слыша даже собственного дыхания, не замечая, как за окном таял мартовский снег.
Хоронила мать она одна. Больше некому было. Отец исчез, когда Зинаиде было семь. Остались лишь старая дача под Питером и воспоминания. Каждый вечер она всё ещё брала телефон, чтобы позвонить… и каждый раз забывала, что звонить больше некуда.
Прошло два года. Казалось, Зинаида понемногу возвращается к жизни. Но именно тогда судьба нанесла новый удар. Поздно вечером раздался звонок с незнакомого номера:
— Это Зинаида Петровна? Приезжайте, пожалуйста. ДТП. Ваш муж и сын… их документы нашли на месте…
Дальше — как в тумане. Морг. Бумаги. Гробы. Пустота.
— Господи, как теперь жить? — шёпотом спросила она, стоя в церкви. — Дай мне знак, зачем я ещё здесь?
Ответ пришёл не сразу. Но однажды ночью, проснувшись, она увидела за окном бездомного пса, свернувшегося под скамейкой на обрывке старого одеяла.
— Теперь я знаю, что делать, — прошептала она. — Открою приют. Они тоже никому не нужны. Но я им нужна. Я стану их семьёй.
Зинаида продала материнскую квартиру. Оформила бумаги, обошла десятки кабинетов. Уговорила меценатов. Нашла землю за городом. Так появился её приют «Тёплый дом».
Она стала его сердцем и душой. Собаки, кошки, ветеринары, корма, ремонт — всё это заполнило пустоту, где раньше была лишь тишина и боль. Помогала ей молодая Катя — такая же без ума от животных, как и она сама.
Однажды утром, когда Катя открывала калитку, к приюту подошла пожилая женщина. Седая, сгорбленная, с тростью и потрёпанной авоськой. Шла медленно, будто знала, что здесь её что-то ждёт.
— Здравствуй, родная, — тихо сказала она. — Можно посмотреть собачек?
— Конечно, проходите, — улыбнулась Катя.
Бабушка обошла почти все вольеры. Собаки лаяли, прыгали, виляли хвостами — каждая надеялась, что сегодня её заберут. А старушка молчала. Приседала, смотрела в глаза, шептала что-то.
Звали её Аграфена Семёновна. Она остановилась у одного вольера, в углу которого сидел чёрный пёс с белым пятном на ухе. Он не лаял, не вилял хвостом, просто смотрел в землю.
— Это кто?
— Бим, — ответила Катя. — Недавно сбила машина. Боится всех. Дни напролёт сидит в углу.
— Я его заберу, — вдруг сказала бабушка.
Катя растерялась. Женщина была хрупкой, еле держалась на ногах. А Биму нужен был особый уход, терпение, сила. Она пообещала подумать.
На следующий день Аграфена Семёновна пришла снова. Ей вежливо отказали:
— Простите… Мы волнуемся за вас. Это непростая собака…
— Поняла… — только и сказала она.
Но на третий день вернулась. И на четвёртый. И на пятый. Садилась у вольера и шептала. Бим всё так же сидел в углу. Но на седьмой день… он поднялся. Подошёл. Уткнулся носом в её ладонь.
Зинаида увидела это и поняла — всё решено.
— Забирайте его, — сказала она. — Он ваш.
Но бабушка заплакала.
— Не могу… Дочь хочет отправить меня в дом престарелых. Квартиру продать. Мне осталось три дня. Мне его не разрешат взять…
У Зинаиды задрожали пальцы. Сердце сжалось.
— Как же так? Вы же… мать. Как она может…
— Может, — устало кивнула старушка. — Говорит, что я ей жизнь испортила. Ждёт мои метры.
Зинаида попыталась поговорить с дочерью Аграфены, найти выход. Но та оказалась в подъезде — пьяной, злой, грязной. Даже слушать не стала.
Зинаида ушла, кутаясь в платок, чтобы прохожие не видели слёз.
Всю ночь не спала. Ворочалась, спорила сама с собой, с Богом, с матерью, которую давно похоронила.
Утром пришла в приют уже с решением.
Когда Аграфена Семёновна появилась, Зинаида усадила её за стол, налила чаю.
— Слушайте меня. Вы переезжаете ко мне. С Бимом. Я живу одна. Дом большой. Мне тоже одиноко. Будем семьёй. Только, умоляю — не отказывайтесь.
Бабушка плакала.
— Да как же я… чужая…
— Нет. Вы — моя мама. Та, которую мне Бог послал сейчас.
Прошёл год.
По утрам на кухне пахло гречневой кашей. Аграфена Семёновна ставила перед Зинаидой горячий чай, а под столом лежал Бим, положив морду на лапы. Он никого не подпускал к своей новой хозяйке.
— Мама, спи подольше…
— Доченька, как мне спать, когда вы с Бимом рядом?
О дочери бабушка больше не вспоминала. И не ждала звонков.
А Зинаида каждый вечер смотрела на них — на старушку и пса — и думала: «Спасибо, Господи. Ты услышал меня. И дал мне шанс снова быть кому-то нужной».
