Когда-то, очень давно, казалось, что любовь — это навсегда. Я училась в художественном училище в Нижнем Новгороде. Он — Ваня, нескладный паренёк из соседнего квартала, вечно с гитарой за спиной и карманами, полными листков со стихами, сложенными вдвое. Он стоял у подъезда, делая вид, будто просто проходит мимо, и перебирал струны, словно случайно.
— Наташа, послушай… — начинал он, не поднимая глаз. — Это тебе.
Я слушала. Голос его фальшивил, стихи были наивны, как у школьника. Но в них была какая-то хрупкость, невыносимая искренность, от которой я не могла отказаться.
После учёбы жизнь нас развела: я уехала в Москву, он остался в родном Воронеже. Но письма приходили — то короткие строчки: «Без тебя здесь серо», то звонки в общагу глубокой ночью: «Привет, золотая…» Он приезжал, ночевал в тамбурах поездов, лишь бы провести рядом хоть день. И я ждала.
Однажды перед сессией я простудилась. В три ночи он появился под окнами с термосом и лекарствами — прочитал, что малина помогает от температуры. Я стояла в халате, кутаясь в плед, а он улыбался:
— Ну я же говорил: без меня ты никуда.
Я плакала. От счастья.
Сделал он предложение просто, как и всё в нём. На той же скамейке у фонтана, где впервые поцеловал меня.
— Выйдешь? — спросил.
— Только если поклянёшься не превратиться в скучного чиновника в галстуке.
— Клянусь, — прижал руку к груди, и я рассмеялась.
Мечтали переехать в Петербург, но его мать тяжело заболела. Решили задержаться. А потом… потом всё как-то само — работа, быт, рутина.
Он устроился продавцом в магазин электроники, я стала учительницей рисования. Первые годы пахли дешёвым кофе и подгоревшими блинами. Устраивали вечеринки, ели роллтон под пластинки и мечтали. Помню, как он получил первую премию и спустил все деньги на ужин в «Праге». «Плевать, что дорого, зато красиво», — прошептал, целуя мои пальцы, когда подали торт.
Потом умерла его мать. Осталась трёхкомнатная квартира. Решили, что пора. Я забеременела. Ваня мечтал о дочке — золотистой, как я. Но родился сын. И умер через месяц.
Не знаю, кто сломался сильнее. Мы не кричали. Не рвали на себе волосы. Просто разошлись по разным углам — каждый со своей тоской.
Я ушла из школы, не могла видеть детей. Ваня зарылся в работу. Его повысили, но вскоре он уволился — захотел своё дело. Уверял, что чувствует перспективу. Рискнул — и не ошибся. Жить стали богато. Настояще.
Казалось бы — радуйся. Но с каждым днём между нами росла пропасть. Разговоры свелись к «Что купить?» и «Я поздно». Я старалась: готовила его любимые блюда, звала родителей, покупала билеты. Он отмахивался: «Потом. Не сейчас».
Мать твердила: «Без детей семья — не семья. Надо пробовать снова». Я была готова. Но Ваня — нет.
— Наташа, хватит, — сказал он однажды за ужином. — Эту тему закрыли.
Потом появился Сергей. Партнёр мужа. Познакомились на банкете. Улыбчивый, внимательный. В отличие от Вани, он знал, кто такой Кандинский, а не путал с Шагалом.
— Слышал, вы цените современное искусство, — сказал, подавая мне каталог выставки.
Начал приглашать то в театр, то на концерт. Сначала — как бы между делом. Потом — уже явно.
Я решила сказать мужу.
— Ваня, Сергей всё чаще зовёт меня. Он… будто не просто вежлив.
Ваня спокойно посмотрел:
— Ну сходи. Тебе же скучно.
— Ты серьёзно?
Он кивнул. Без тени эмоций. И добавил:
— Он порядочный. И тебя ценит.
Потом я всё узнала.
Сергей, наливая вино, смотрел мне в глаза:
— Вчера он был в «Метрополе». С Кузнецовой. Говорит — клиент. Но тебе не сказал?
Я замерла. Вчера он говорил, что на совещании.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Потому что ты достойна правды.
Всё внутри сжалось.
— Ты же понимаешь, он тебе давно не муж, — тихо сказал Сергей. — Он тебя отпустил. Сам.
— Врёшь, — прошептала я. — Он не мог…
Но вскоре Ваня всё подтвердил.
— Да, — сказал он. — Есть другая. Но не хочу, чтобы ты страдала. Если Сергей тебе ближе — я не против.
— Ты… — я задыхалась. — Ты сам его ко мне подтолкнул?
Он пожал плечами:
— Дал тебе выбор.
— Какое благородство… — прошептала я. — Всё продумал, чтобы уйти «хорошим». Чтобы никто не назвал тебя подлецом.
Он смотрел в пол. Телефон дрогнул. Я увидела, как он взглянул на экран — и в его глазах мелькнуло то самое выражение. Которое раньше было лишь для меня.
— Отвечай, — тихо сказала я. — Она ждёт.
Утром я ушла. Без криков. Без упрёков. Без слёз. Будто выходила из чужого дома.
Он оставил мне всё. Квартиру. Деньги. Даже машину.
Но я знала — не из щедрости. А чтобы уйти красиво.
Сидела в такси и вдруг вспомнила, как он, ещё пацаном, говорил: «Наташа, я научусь писать стихи, вот увидишь!»
Стихов он так и не написал. Зато стал отличным драматургом.
Особенно в жанре «благородного предательства».
