— Ты правда уходишь к этой деревенщине? — голос Ольги дрожал от злости и обиды.
— Не смей так о ней говорить. Это мой выбор, прости, — я спешно складывал вещи, избегая её взгляда.
— Ты опомнишься, да поздно будет! Все вокруг только и ждут, чтобы посмеяться! Коллеги, соседи — каждый язык точить начнёт! В кого ты влюбился? В толстую бабу из буфета! Что я детям скажу? Что их отец, весь такой из себя важный, бросил нас ради кухарки? — Ольга сжала платок в кулаке, щёки пылали.
— Дети уже взрослые, Ольга. Наташа замуж скоро собирается, а Денис давно сам по себе. Нам они не указ. А что люди скажут — мне всё равно. Их жизнь — их дело, моя — моё, — старался говорить спокойно, но твёрдо.
Не получилось. Разрушить семью — всегда больно, кому бы ни было хуже. Ольга отвернулась к окну, плечи вздрагивали. Мне не было её жаль. В душе — пустыня, будто после бури.
***
Ольга — моя третья жена. Когда впервые её увидел, сердце застучало, как в юности. Красивая, ухоженная, с осанкой царицы. Я и сам был видный — знал, что нравлюсь женщинам. Выбор был, но влюблялся быстро, женился не раздумывая. Только быт губил чувства, и я сбегал. Лишь с Ольгой родились дети.
Думал, она — моя пристань. Но любовь, как спелая груша, со временем сморщилась в чернослив. На людях мы изображали идеальную семью: улыбки, лоск, показная нежность. Соседи завидовали нашему «счастью», бабки на лавочках перешёптывались, а мы проходили мимо, словно по Красной площади.
За дверью же квартиры царил хаос. Ольга не была хозяйкой. Холодильник пустовал, бельё валялось горами, пыль лежала на всём, как иней. Зато сама — с безупречным маникюром, свежей завивкой, будто только из салона. Ольга мнила себя королевой, вокруг которой всё должно вращаться. Она не любила — разрешала любить себя. Её сердце было закрыто и для меня, и для детей.
С нами жила моя мать, Мария Ивановна. Долго терпела беспорядок, потом взялась за внуков. Тихо, без нажима учила Наташу и Дениса готовить, убирать, за собой следить. Ольга, кичась «благородством», звала их только полными именами — Наталья, Денис — и держалась холодно. Дети тянулись к бабушке, к её теплу, а от матери отворачивались.
Ольга запрещала мне болтать с соседями, считая их «мелкотнёй». Сама же дальше вежливого кивка не шла.
Первые годы я был слеп. Любил, жил, радовался. Наташа блистала в школе, Денис же учился кое-как. Удивляло: одни родители, одно воспитание, а дети — как небо и земля. Дениса тянули, как могли, но он упрямо ленился. К десятому классу он возненавидел сестру за её пятёрки. Порой разнимал их драки, чувствуя, как семья трещит.
***
То были лихие девяностые. После школы Денис связался с бандитами и пропал. Три года — ни весточки. Искали, в милицию писали — всё зря. Смирились, оплакали. Мать, глядя на Ольгу, шептала:
— Сын с пути свернул, потому что материнской ласки не знал.
Ольга злилась, запиралась в ванной, рыдала. Надежда теплилась, но гасла. И вдруг он вернулся — исхудавший, в шрамах, с пустым взором. С ним была жена, такая же измученная. Приняли их с опаской, боясь гнева. Денис смотрел на нас с подозрением, молчал.
Наташа тоже ушла из дома. Жила с каким-то подозрительным типом, без росписи. Приходила к нам в синяках, но молчала.
— Наташ, брось его, он же изверг! — умоляла бабушка.
— Всё в порядке. Это я упала, — Наташа уже не была той гордостью школы.
***
А потом я, забыв про седину, влюбился. Не ждал от себя такого. Годы уже не юные, а сердце — как у пацана. Домой идти не хотелось: там — скандалы с Денисом, холод Ольги, мамины упрёки. Трижды женился, а толку нет: дети — как бродяги, жена — не хозяйка.
На заводе, где я работал, в столовой трудилась повариха Людмила. Весёлая, простая, с душой нараспашку. Годами не замечал её — полноватую, с румяными щеками. Но её смех, как весенний ручей, однажды растопил лёд в груди. Люся шутила, сыпала прибаутками, и от неё веяло теплом. Стал задерживаться в столовой, искал повод поболтать.
Людмила была полной противоположностью Ольги. Простой платок на голове, руки в работе, лишь яркая помада на губах. Но от неё исходил свет. В её доме пахло пирогами, в холодильнике всегда ждали щи, котлеты, гречка. Она угощала всех — соседей, подруг. С ней я снова почувствовал себя живым.
Начал ухаживать: цветы, кино, прогулки. Людмила не спешила отвечать.
— Виктор, ты мне нравишься, но у тебя семья. Не хочу быть разлучницей, — говорила она.
Метался. Уйти — как шагнуть в пропасть. Но слухи дошли до Ольги. «Доброжелатели» всё рассказали: кто она, где живёт, как давно я пропадаю. Ольга устроила скандал, обзывала Люсю «деревенской толстухой», грозилась наложить на себя руки.
Через полгода я собрал вещи и ушёл к Люде. Она приняла меня с радостью, но поставила условие:
— Через месяц принеси свидетельство о разводе. Иначе не останусь.
Я развёлся. Мы с Людмилой поженились. Ни о чём не жалею. Наташа и Денис теперь к нам заглядывают. Люда кормит их от души, и они, кажется, оттаивают. Наташа, похоже, бросила своего тирана. Денис поправился, ждёт ребёнка. Кажется, он устал от лихой жизни. Люда помирила их:
— Вы же родные! Держитесь друг за друга, а не шляйтесь по свету, как перекати-поле.
Теперь брат с сестрой снова близки. Моя мать умерла, унеся с собой упрёки. Ольга постарела, прежней спеси и следа не осталось. При встрече отворачивается. Живём в соседних домах, но яТеперь, глядя на Людмилу, я понимаю, что настоящая любовь — это не блеск и показуха, а тёплый дом, где тебя ждут и принимают таким, какой ты есть.
