Мрак и свет надежды

Тьма и надежда

Артём лежал с закрытыми глазами. Я знала, он не спал. Прошло две недели, как его выписали из областной больницы. Но ни разу за эти ночи он не зажёг свет. Лампа на тумбочке пылилась, как музейный экспонат, рядом с нетронутым ноутбуком. На полу лежали блокнот и ручка. Чей номер он вычеркнул на этот раз? Сколько осталось из двухсот? Эти цифры и даты рождения я сама диктовала ему год назад перед очередной операцией на позвоночнике — сложной, как приговор.

Вспоминать те операции — сердце сжимается, кровь стынет в жилах. В детстве Артём был здоровым, весёлым сорванцом. Бегал, смеялся, гонял в футбол с другом Васей. Но однажды на тренировке он рухнул на спину и не смог подняться. «Скорая», больница, три недели без движения. Стало легче, но через полгода боль вернулась — такая, будто кости выкручивали. Первая операция, потом вторая… Боль уходила и возвращалась, как злой кредитор.

После второй операции я не отходила от сына. Уговорила врачей пустить меня к нему. Усталость давила, но облегчение пришло, когда в отделение заглянули студенты-практиканты. Артём привлёк внимание одной из них — Лизы. Высокий, с правильными чертами лица, он всё ещё был красив, несмотря на страдания. Лиза готова была сутками дежурить у его кровати, выполняя любые просьбы. Но Артём лишь хмурился, когда я заговаривала о ней.

— Мам, зачем ей я? — вздыхал он. — Это просто увлечение. Она мне нравится, но я боюсь влюбиться. Вернёмся в наш город, и она забудет. Лишней боли не надо.

Он не хотел давать ей номер. Лиза выпросила его у меня, взяла и домашний. Они переписывались, звонили, виделись по видеосвязи. Лиза обещала приехать. Но потом случилась третья операция. Она не помогла — она сломала его. Артём потерял возможность ходить, мог стоять лишь несколько минут. В его глазах поселилась тоска, такая глубокая, что у меня сердце ныло. Я прислушивалась по ночам к его дыханию, пересчитывала таблетки, боясь, что он решится на отчаянный шаг. Весёлый мальчишка стал чужим, раздражительным, но, слава богу, не озлобился. Я боялась, что он возненавидит жизнь, людей, их смех.

Однажды я заглянула в его блокнот. Номер Лизы был зачёркнут. Значит, и она не ответила на поздравление. Артём, как обычно, рассылал сообщения бывшим одноклассникам и друзьям, но в ответ — тишина. Он вычёркивал номера, стиснув зубы, чтобы не закричать. В блокноте осталось шесть имён: Вася, Сергей, Игорь, Оля, Надя, Юля. Сергей и Игорь — одноклассники. Девушек я не знала.

А Вася — друг с детсадовских времён. С трёх лет, как их посадили за один стол, они были неразлучны. Школа, спорт, прогулки — всё вместе. После школы их пути разошлись: Вася поступил в университет, а Артём, став программистом, работал из дома, когда не лежал в больницах. Директор фирмы, царство ему небесное, разрешил удалёнку.

Вася звонил почти каждый день. На каникулах мчался к Артёму, рассказывал новости, заставлял делать упражнения, массировал ноги, выносил на улицу. Усаживал в машину, возил на рыбалку, в город, к друзьям, на море. Мне звонил, спрашивал, как Артём, какое у него настроение, нужна ли помощь. Артём отнекивался, но Вася не слушал.

Вася стал успешным бизнесменом, женился на своей однокурснице Тане. Но дружба не угасла. Теперь они путешествовали втроём: Вася покупал три билета, несмотря на протесты Артёма. Были в Испании, Турции, Чехии. Вася, под два метра ростом, нёс друга на руках от машины до самолёта. Таня щебетала рядом, отвлекая Артёма от неловкости и любопытных взглядов. Девушки вздыхали, глядя на красивого парня, который отводил глаза.

Вася и Таня растопили лёд в сердце Артёма. Он ожил, поверил, что сможет ходить. Но судьба ударила снова. Ночью вернулась адская боль. «Скорая», санитарный вертолёт, областная больница. Унося его на носилках, Артём улыбнулся:

— Мам, не переживай. Я крепкий, ты знаешь. Только Васе не говори, ладно?

— Не скажу, — солгала я.

Слёзы душили, сердце молило бога о сыне. Утром примчался Вася, встревоженный:

— Где Артём? Чувствую, ему плохо!

Пришлось рассказать. К вечеру он был в больнице, позвонил мне:

— Тёть Кать, поговорил с хирургами. Операция через три часа. Сказали, сердце у него как у космонавта, всё будет хорошо. Я всё оплатил, не думайте о деньгах. Позвоню после.

Я молилась всем святым, умоляла спасти сына. Вася сообщил: операция прошла хорошо, но Артёму предстояли месяцы в больнице. Четвёртая операция — тяжёлый удар.

Вася с Таней навещали друга, привозили книги, лекарства, ноутбук. Забирали меня с собой, запрещали думать о расходах. Пару раз я ехала автобусом, когда они улетали по делам в Германию. Но и оттуда Вася звонил.

Артёма выписали две недели назад. Он не включал свет, лежал с закрытыми глазами, будто боялся увидеть своё будущее. Я тихо закрыла дверь его комнаты, ушла к себе, в бессонницу и тоску. Слёз не осталось — они высохли в ту ночь, когда я молила бога спасти сына.

Утром позвонил Вася:

— Тёть Кать, мы вернулись. Как Артём? Хандрит? Ничего, расшевелим! Есть новость: нашёл в Германии клинику, где лечат таких, как он. Надежда есть. Пока не говорите ему — начнёт спорить. Позвоните, когда проснётся, мы с Таней приедем. Привезли подарок, о котором он мечтал, и расскажем про клинику.

Через три месяца Вася снова нёс Артёма на руках к машине, потом в самолёт. Таня, как всегда, бежала рядом, её смех звенел, как колокольчик, подбадривая. Их дружба была даром судьбы, сплетённым из верности и тепла.

Прошло два года. Артём ходит сам, без трости. Работает, встречается с девушкой. Вася и Таня радуются, как рождению своего сына, которого назвали АрИ когда маленький Артём потянулся к своему крёстному, обаятельно размазывая по его лицу остатки торта, все снова засмеялись — потому что жизнь, несмотря ни на что, продолжается.

Оцените статью
Мрак и свет надежды
Я не просто помощник