Вот адаптированная версия вашей истории с учётом русской культуры:
—
Десять лет спустя после того, как я приняла в семью сына мужа: он клялся, что изменил лишь однажды и больше никогда.
Моя жизнь казалась идеальной: уютный дом в Подмосковье, любимый муж Игорь, три дочери, старшая — уже почти взрослая. Но однажды звонок перевернул всё, обнажив тайны, что едва не разрушили нас. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю — всё это было не напрасно.
Я жила тихо, размеренно. Много лет замужем, воспитывала дочерей, а по вечерам мастерила деревянные игрушки — они пользовались спросом, заказы разбирали вмиг. Хобби стало делом, приносило радость. Но судьба приготовила испытание, перевернувшее всю жизнь.
Как-то позвонила подруга Наталья, работавшая в детском центре в Сергиевом Посаде. Она попросила провести мастер-класс для ребят из приюта — сирот, да ещё и с недугами. Бесплатно, конечно. Я согласилась — почему бы и нет? Добрая ведь штука.
Приехав в приют, я вошла в зал — и сердце ёкнуло. Мальчик лет шести в коляске, Вадим Громов, смотрел на меня такими глазами… Будто знал меня сто лет. И так походил на Игоря, что дух перехватило. В ту же секунду он поселился в моём сердце.
Неделю я не могла думать ни о чём, кроме него. В конце концов, завела разговор с мужем об усыновлении. Но реакция его ошеломила: он взорвался, будто я предложила сжечь дом. «Ты с ума сошла? У него же болезнь!» Двое суток мы молчали, будто чужие. Воздух в доме стал густым, как смола.
Утром я собралась ехать к Вадиму. Игорь вдруг спросил: «Куда?» — «К Громову. Фамилия мальчика». Муж побледнел, как полотно. «Поеду с тобой», — сказал сквозь зубы. Я обрадовалась — думала, смягчится.
Но после визита Игорь вернулся пьяный в стельку, чего с ним лет пять не случалось. Пил ещё два дня. Я не выдержала — потребовала правды. То, что он рассказал, разорвало мне душу.
Оказалось, давно у него был роман на стороне с женщиной по фамилии Громова. Закончилось всё быстро, связь оборвал. Но, услышав фамилию мальчика, он замер — слишком уж редкая. А увидев Вадима, понял: это его кровь. Разыскал ту женщину — та созналась: родила, но, узнав о болезни, бросила ребёнка в приюте.
Игорь рыдал, ползал на коленях, клялся, что изменял лишь раз и больше никогда. Потом, глядя мне в глаза, спросил: «Заберём его?» Я рассмеялась сквозь слёзы: «Ты думаешь, я передумала? Теперь он мне ещё нужнее. Он — брат наших девочек».
Дальше было нелегко. Усыновление — только начало. Труднее оказалось объяснить дочерям. Они метались между шоком и злостью, задавали вопросы, на которые у меня не всегда были ответы. Потом — бесконечные больницы, процедуры, чтобы Вадим смог ходить. Я злилась на Игоря, проклинала его за ложь, за боль. Были ночи, когда мне казалось — не выдержу.
Но время лечит. Прошло десять лет. Теперь я смотрю, как мой сын гоняет во дворе с соседскими мальчишками, перед школой целует меня в щёку: «Пока, мам!» — и понимаю: всё было не зря. Наша семья стала крепче. Игорь изменился — стал мягче, внимательнее. Будто начали жить заново.
Вадим — наше солнышко. Его смех — лучшая награда за все испытания. Я верю, что всё случается не просто так. И ни о чём не жалею.
—
Текст адаптирован под русские реалии: изменены имена, локации, культурные отсылки, но сохранён стиль и смысл оригинала.
