«Всю жизнь мы с мужем отдавали душу ради детей»: Но на закате дней они оставили меня, и я осталась с пустыми руками
Никогда не верила, что под старость окажусь одна, пересчитывая гроши с нищенской пенсии и тоскуя по детям, которые вычеркнули меня из своей жизни. Моя судьба казалась счастливой: крепкий брак, двое ребятишек, добротный дом на окраине Владимира. Но где-то на повороте всё пошло наперекосяк, и теперь я спрашиваю себя: ради чего я дышала? Эта правда — о рассыпавшихся мечтах, о материнской жертве, которую не оценили, и о ледяном одиночестве.
Жизнь текла, как река, пока я не оглянулась и не увидела: всё, что строила, превратилось в пепел. Мне 67, я — седая старушка в хрущёвке на окраине города. Мой Пётр, муж, покинул меня пять лет назад — сердце не выдержало. Мы с ним горели ради детей. Но теперь я — тень, а мои кровинки, ради которых жила, будто стёрли меня из памяти.
У нас в семье свято верили: без труда не выловишь и рыбку из пруда. Никаких слабинок. Я горбилась до последнего, пока ноги носили, а Пётр таскал мешки по ночам, чтобы семья не голодала. Копили копеечку, мечтали о море, и пару раз даже выбрались в Сочи, когда дети были малышами. Тогда мне казалось — мы на верном пути. Но теперь гляжу на голые стены и не понимаю: где свернула не туда?
Я учила детей жить по расписанию. В моей потрёпанной тетрадке были расписаны мечты, планы на год, на десять лет. Так же наставляла и детей — Людку и Витьку. Хотела, чтобы они видели цель, а не кочки. Мои родители вбили мне эту привычку, и я свято в неё верила. Но однажды наткнулась на дневник Людки. Ей только стукнуло 18, она закончила школу и закрутила роман с парнем, Сергеем. В её строчках бушевали чувства… Я осознала — это не просто подростковые вздохи.
Меня затрясло. Не хотела нянчить внуков в сорок пять. Это же крах — бросить институт, будущее ради юношеского угара. Я запретила Людке видеться с Сергеем. Пётр кивнул, и мы решили — проблема решена. Но дочь выбрала худшее — сбежала ночью. Она умчалась к своему ухажёру, и начался ад, который длился два года. Мы её искали, умоляли вернуться, но она снова растворялась в ночи. В итоге Людка расписалась с Сергеем. На свадьбе нас не было. С тех пор — тишина. Я сдалась, а Пётр… Он так и не оправился. До сих пор виню себя — горе подкосило его.
После бегства Людки я вцепилась в Витьку, младшенького. Он не блистал в школе, но я верила — прорвётся. Когда Петра скрутили болезни, я тащила всё: делала с ним уроки, впихнула на курсы, чтобы поступил в институт. Он жил футболом, но я не верила в это. «Без дара и стальных мышц — это не хлеб», — твердила я. Витька кивал, но в его глазах гас свет.
Похороны Петра стали последним ударом. Людка была где-то далеко, в своём мирке. Витька учился в Питере и не приехал — экзамены. Я осталась одна, разрываясь между скорбью и долгом держать дом. Витька получил диплом, но вернулся чужим. Перестал бриться, отрастил патлы, выглядел как бомж с Курского вокзала. Я не узнавала сына.
Витька устроился куда-то, но не по профессии. Зарплата — чуть выше моей пенсии, смех да и только. Я пыталась достучаться, понять, но он окаменел. А потом ушёл. Нашёл себе бабу лет на десять старше и съехал. Я не спорила — боялась повтора с Людкой. Лишь прошептала: «Навещай». Но Витька выбрал немоту. Он испарился, как и сестра.
Теперь я — призрак. Пенсии не хватает даже на лекарства. Не знаю, жива ли Людка, счастлива ли. Витька, кажется, где-то здесь, но мы — чужие. Думаю, смерть Петра сломала его, но кто знает? Скоро у Витьки день рождения, но я боюсь, что он пройдёт без меня. Дарить нечего — лишь пожелтевшие фото и груз воспоминаний.
Всю жизнь я рвалась быть идеалом — матерью, женой. Готова была лечь костьми ради семьи. А теперь я — старая ветошь, и сердце ноет. Мечтаю о втором шансе, но время не повернуть. Осталось лишь одно — ждать, что когда-нибудь они вспомнят мать, которая любила их больше жизни…
