— Сама на шею себе села…
— Ты опять с ней? Как будто я в султанский гарем попала! Как будто мужа у нас одного на всех! — Арина резко распахнула дверь кухни, даже не сняв сапоги. Лицо её застыло в гримасе.
Дмитрий стоял у стола, спиной к ней, прижимая телефон к уху. Его голос звучал мягче обычного, словно он не просто говорил, а вспоминал что-то далёкое и тёплое.
— Ладно, разберёмся завтра. Пока, — бросил он в трубку и повернулся. — Оля звонила. Про Артёма говорили.
Арина молча прошла мимо, хотя внутри свернулось что-то противное, липкое, как змея под камнем. Она не стала допытываться, что значит «разберёмся». Просто зашла в ванную, включила воду и долго держала руки под струёй, смотря, как горячая вода смывает с пальцев холод.
Больше её сейчас ничто не могло согреть.
Позже, когда Дмитрий развалился на диване со смартфоном, Арина присела рядом. Говорила осторожно, без нажима: за это время немного успокоилась.
— Ты знаешь… Иногда вы разговариваете так, будто вы не просто родители. Может, я преувеличиваю, но мне неприятно это слышать.
Он поднял на неё глаза и вздохнул. Не злился, но и не торопился утешать.
Он устал.
— Ариш, ты же сама настаивала. Сама говорила: «Будь ближе к сыну, участвуй в его жизни». Что тебя не устраивает?
И тут её накрыло. Не злостью, а какой-то беспомощной растерянностью. Ведь она действительно настаивала. Два года назад…
Тогда они с Димой только расписались. Всё было прекрасно: новая квартира в ипотеку, свежий ремонт — классика молодой семьи. Дима пропадал на работе, но вечерами был дома, пусть и валился с ног от усталости. Арина даже умилялась тому, как он храпел, обняв подушку.
И тогда она решила быть хорошей.
— Почему ты не видишься с сыном? — спросила она однажды.
— Ну, я деньги перевожу, подарки покупаю. Оля не жалуется, — пожал он плечами, будто речь шла о банальной коммуналке.
— Дима, ребёнку не только деньги нужны. Ему отец нужен. Разве тебе не интересно, как он растёт?
Он отмахнулся. Потом задумался. А через две недели всё завертелось: он позвонил бывшей, предложил забирать Артёма хотя бы раз в месяц. Оля не возражала. Наоборот — говорила, что сыну нужно мужское воспитание.
Арина поехала с ним на первую встречу. Артём был худенький, в дурацкой шапке с ушками. Он с подозрением смотрел на Арину и почти не разговаривал. Но потом, у бабушки в гостях, вдруг оживился, когда она достала детское лото. Они играли до темноты. Дима тоже расслабился. И Арине казалось: у неё всё получилось. Теперь будет хорошо.
Позже она часто вспоминала тот вечер. И не только его. Как бабушка Вера плакала, обнимая внука. Как Артём кричал от восторга, когда они катались на велосипедах в парке. Как шептал ей: «Твой пирог с вишней вкуснее, чем у мамы».
Она рассказывала об этом подругам, матери. И очень гордилась.
— Я сама его подтолкнула. Теперь они как нормальная семья, — хвасталась Арина. — Я даже чувствую себя частью их мира.
Но тревога прокрадывалась уже тогда. Ей казалось, будто она открывает дверь, а оттуда тянет сквозняком, затягивая в какую-то чужую историю.
Месяц назад всё стало хуже. Арина сидела с Артёмом на кухне. Он уплетал вафли с клубничным вареньем, болтал о школе, о любимом учителе физры, а потом вдруг обронил:
— А когда мы с папой и мамой ходили в пиццерию, там робот был! Он пиццу приносил.
— С папой? — уточнила Арина, стараясь не дрогнуть.
— Ну да. В пятницу. Папа приехал, я попросил. Он разрешил… Только сказал, чтобы тебе не рассказывал. Ты же не скажешь? — добавил он шёпотом, вдруг осознав, что проговорился.
Арина кивнула и улыбнулась. Подложила ему ещё вафлю. Он ничего не заметил. Ему было весело. Ему было хорошо.
А ей — нет.
Той ночью она тоже не кричала. Только спросила:
— Почему ты не сказал, что ходил с Олей и Артёмом в пиццерию?
Между его бровей залегла складка. Он сразу напрягся, будто она нападала.
— Я не обязан отчитываться за каждый шаг. Это было для сына. Тут нечего обсуждать.
Арина кивнула, но внутри что-то сломалось. Что-то, что нельзя починить, даже если очень стараться.
Дима всё чаще возвращался ближе к полуночи. Арина к тому времени либо спала, либо дремала. Её муж проводил с, казалось бы, чужой женщиной больше времени, чем с ней. Причин всегда хватало: сын, ремонт, помощь по хозяйству.
Полгода назад всё было иначе. Арина проходила обследование в клинике. Дима был рядом. Возил её на УЗИ, таскал мандарины и киви, мог сорваться ночью за шоколадкой, если ей вдруг захотелось. Он был заботливым. Только её. Его ещё не приходилось делить.
Но потом — пустота. Очередной «неудачный цикл», намёк врача на ЭКО. И взгляд Димы потускнел. Он не ушёл, нет. Но теперь Арина чаще слышала «решай сама» и «я не врач». Он будто сдался.
И когда рядом оказалась Оля с её ремонтом, сыном, просьбами — ему стало проще там. Там не надо было надеяться. Там всё было ясно.
— Оля совсем другая стала, — как-то сказала Катя, жена Диминого брата. — Спокойная, мягкая. Прям удивительно. Видно, жизнь наладилась.
Катя просто констатировала факт. Но для Арины это был удар под дых.
— Да, — кивнула она, глотая чай вместе с обидой. — Хорошо, когда у людей всё хорошо.
В этот момент мир будто перекосило. У кого-то всё хорошо. У неё — плохо.
Дальше — хуже. На кухне заряжался телефон. Дима был в душе. Её пальцы сами потянулись к экрану. Она не хотела искать. Надеялась, что искать нечего.
Переписка не была интимной. Но она была… настолько тёплой, что Арине стало больно.
— Ты молодец, что проводку сделал. Я бы почку продала, чтоб электрика нанять, — писала Оля её мужу. — Инструменты оставила, пригодится ещёЛена впервые за долгое время почувствовала, как что-то внутри неё тихо отпускает — не облегчение, но странное, горькое спокойствие, будто она наконец увидела всё как есть, а не как ей хотелось бы.
